Банда - 2
Шрифт:
– Хочешь такую, Иван Иванович?
– Байрамов поймал взгляд Сысцова, осторожно брошенный в сторону "мерседеса".
– Хорошая машина, - кивнул тот. И этим все было сказано.
– Будет, - заверил Байрамов. И в поклоне пожав руку Сысцову, направился к машине. И "мерседес" медленно, неслышно пополз ему навстречу. Открылись сами по себе и снова закрылись ворота. Сысцов, оставшись один, задремал. Осторожно подошла девушка, убрала столик, унесла пустые бутылки. И через несколько минут уже ничто не напоминало о недавней встрече двух соратников по совместной борьбе за красивую жизнь.
***
– Позвольте, Павел Николаевич?
– в дверь кабинета Пафнутьева почтительно заглянул Дубовик.
– А если не позволю, не зайдешь?
– Все равно зайду. И даже с большим удовольствием, - следователь перешагнул порог, прижимая под мышкой черный пакет из-под фотобумаги.
Дубовик сел к приставному столику, положил на него пакет и, свесив над ним пламенеющий свой нос, налитый, как обычно, неведомой жизненной силой, осторожно взглянул на Пафнутьева, словно из-за собственного носа выглянул.
– Есть новости?
– спросил Пафнутьев.
– Есть.
– Хорошие?
– Лучше не бывает.
– Что же тебе мешает рассказать о них, поделиться с любимым начальником?
– Пафнутьев начал раздражаться.
– Значит так, Паша... Помнишь то недавнее убийство при угоне машины? Ну, когда парня зарезали?
– Что значит помню! Я только этим и живу!
– Так вот... Удар был нанесен сзади, в спину. Потом убийца совершил нечто совершенно циничное - наклонился к убитому и вытер нож о его куртку. Об этом еще старик рассказывал на допросе...
– Помню. Дальше.
– А куртки, как ты знаешь, нынче шьют не такие, как в наши с тобой времена.
– Мои времена еще не кончились, - вставил Пафнутьев.
– Надеюсь.
– Неважно. Речь не о тебе. В нынешние куртки вшивают клочки кожи, молнии, воротнички, хлястики, этикетки с названиями фирм, спортивных обществ, стран, а то и целых континентов.
Пафнутьев кивнул в знак того, что все понял и принял к сведению. Он опасался перебить Дубовика, чтобы не вызвать новый поток лишних слов и сведений.
– В эту куртку был вшит клеенчатый ярлык, или как там его назвать... В общем, у него была гладкая поверхность.
– Неужели отпечатался?
– просветлел Пафнутьев, сразу догадавшись, в чем дело.
– Как в учебнике, - расплылся в улыбке и Дубовик. Нос его покраснел еще больше, хотя, казалось бы, уже дальше некуда.
– Его Бог наказал, иначе я объяснить не могу. Бог все видит. И время от времени слишком уж зарвавшихся наказывает. Когда этот тип наклонился и вытер свой нож от крови, его большой палец попал как раз на эту целлофановую нашлепку...
– Дубовик!
– торжественно сказал Пафнутьев.
– Ты - великий следователь!
– Я догадывался, - кивнул Дубовик, зардевшись от похвалы.
– Но я, Паша, не сказал главного.
– Боже! Неужели еще что-то есть?
– Есть, Паша. Куртку эту я изъял в больнице. Конечно, сразу обратил внимание на эту нашлепку. Связался с Худолеем. Как ни странно, но у него получилось. Отпечаток... Картинка!
– Дубовик положил на стол перед Пафнутьевым увеличенный снимок отпечатка пальца.
– У меня были сомнения... Вдруг, думаю, врачи отметились, вдруг, соседи, когда тащили парня к машине... Мало ли... Но Худолея я озадачил и дело свое он сделал.
– Бутылку потребовал?
– Перебьется. Это ты его балуешь...
– А почему ты решил показать отпечаток именно сейчас?
– спросил Пафнутьев.
– Приступаю к главному... Помнишь недавний разгром в хозяйстве Шаланды?
– Он?!
– вскричал Пафнутьев, - Он, - кивнул Дубовик.
– Боже, какой ты проницательный, какой талантливый...
– Конечно, - кивнул Дубовик.
– Он там у Шаланды оставил столько отпечатков, что следователю средней руки на всю жизнь хватит разбираться. Я выбрал самый внятный, красивый, полный... Он оказался на осколке настольного стекла господина Шаланды. Худолей его сфотографировал... А я возьми да и сличи, - Дубовик вынул из черного пакета второй снимок и положил перед Пафнутьевым рядом с первым.
– Докладываю... Человек, совершивший убийство при угоне машины несколько дней назад, и человек, который устроил оскорбительное бесчинство в двенадцатом отделении милиции... Одно и то же лицо.
– И нет никаких сомнений?
– настороженно спросил Пафнутьев.
– Никаких. Сличай!
– Дубовик кивнул в сторону снимков.
– Так... Значит, немного повезло...
– Повезло?!
– возмутился Дубовик.
– Ты что же считаешь, можно совершить кучу преступлений и не оставить никаких следов? Следы, Паша, всегда остаются. Хоть на земле, хоть в воздухе, хоть в душе человека остаются следы! И толковый следователь их найдет и прочтет. Свидетелем чему ты сейчас являешься.
– Прости, я хотел сказать, что кто-то может назвать это везением, но мы-то с тобой прекрасно знаем, что это настоящая профессиональная работа.
– Это другое дело, - сжалился Дубовик.
– Документально все закреплено?
– Паша!
– укоризненно протянул следователь.
– Как ты можешь?
– "Опять виноват, - быстро сказал Пафнутьев.
– Прошу великодушного прощения... От радости не те слова выскакивают.
– Я пойду?
– Дубовик поднялся.
– Значит, наследил все-таки, значит, оставил пальчики... Дерьмо вонючее.
– Полностью с тобой согласен, Паша.
– Я недавно разговаривал с Шаландой... Его ребята совместными усилиями сочиняют словесный портрет злодея... С художниками пытаются его нарисовать... Если не исчезнет возьмем.
– Не исчезнет, - сказал Пафнутьев.
– При одном условии.
– Каком?
– обернулся Дубовик от двери.
– При условии, что, - начал было Пафнутьев и вдруг что-то заставило его остановиться. И он не стал продолжать.
– При условии, что ты его не предупредишь, - неловкой шуткой он попытался снять недоумение Дубовика. Принеси мне документы, снимки, протоколы и прочее, связанное с этим делом.
– Зачем?
– Хочу углубиться.
– Надо же, - пожал плечами Дубовик и через несколько минут принес Пафнутьеву папку с десятком страничек текста и снимками, оформленными печатями и подписями. Пафнутьев быстро просмотрел содержимое папки. Мелькнули снимки окровавленной куртки, разгромленный кабинет Шаланды, увеличенные отпечатки пальцев, заключение экспертов...