Банда - 3
Шрифт:
– Что скажешь?
– Надо бы у хозяина кофе попросить, - ответил Пафнутьев.
– Знаешь, сколько здесь стоит чашка кофе?
– Мы на службе... Платить не надо.
– Да?
– удивился Шаланда не столько словам Пафнутьева, сколько тому, что ему самому не пришла в голову такая простая мысль.
– Думаешь, даст?
– С радостью, - усмехнулся Пафнутьев.
– И будет счастлив. А если обед закажем с шампанским и трепангами, то он вообще решит, что это лучший день в его жизни. Все изменилось, Шаланда, все изменилось. Эти новые просто с восторгом готовы оказывать услуги, угождать,
Шаланда сверлил Пафнутьева маленькими острыми глазками, спешно прикидывая - оскорбление стоит за этими словами или что-то другое? Обидеться немедленно или подождать?
– Вчера вернулся, - наконец произнес он, пересилив себя.
– Врешь. Не был ты на Канарских островах. И никогда не будешь. Но возможность есть.
– Ну?
– Если попросишь хозяина ресторана, просто попросишь... Впрочем, и просить не надо... Достаточно намекнуть - мечтаю, дескать, с детства... И этого будет достаточно. Единственный вопрос, который он задаст... Знаешь какой?
– Ну?
– Шаланда наклонил голову.
– Спросит, когда у тебя отпуск.
– И что дальше?
– За две недели до отпуска вручит авиабилеты туда и обратно, паспорт с визой, небольшой конверт... На карманные расходы. На Канарских островах, между прочим, удивительно быстро уходят деньги.
– Откуда ты знаешь?
– Мне так кажется. Представляешь, Шаланда, красавицы любого цвета кожи будут почитать за счастье распить с тобой бутылку шампанского, провести с тобой ночь, сумасшедшую ночь на берегу теплого океана...
– Я женат, - хмуро перебил Шаланда.
– Там ты об этом забудешь. Но если так решительно отрекаешься от красавиц... Можешь захватить с собой и свою половину...
– усмехнулся Пафнутьев.
– Только предупреди заранее... Хочу, дескать, любимой жене Канары показать...
– И что от меня потребуется?
– Ничего.
– Совсем ничего?!
– Да, Шаланда, да! Ну вот совершенно ничего! Разве что хорошее отношение... Чтоб здоровался ты с хозяином, заходил иногда, трепался бы с ним о том, о сем... Представляешь, какие времена настали?
– Обернувшись в зал, Пафнутьев увидел хозяина ресторана.
– Леонард!
– крикнул и поманил того пальцем.
***
Да, это был Анцыферов, бывший городской прокурор. Как всегда нарядный, стремительный в движениях, легкий, правда, седина, седина у него появилась довольно заметная. Но что делать, испытания, которые ему пришлось перенести, у кого угодно вызовут седину. Хоть и недолгими были его страдания за колючей проволокой, но перенес он их болезненно. Видно, слишком большой оказался перепад между прежним его положением и ролью заключенного. Но оправился быстро, надо отдать должное. Уже через два месяца приобрел ресторан, месяц ушел на ремонт, благоустройство, и вот нате вам - Леонард Леонидович Анцыферов принимает самых влиятельных людей города.
– Здравствуй, Паша!
– произнес Леонард с такой искренней радостью, что Пафнутьев просто вынужден был подняться и пожать холодную узкую ладонь Анцыферова.
– Редко заходишь!
– Прохладно у тебя здесь... Дует.
– Не всегда, Паша, не всегда, - Анцыферов почтительно присел не у самого стола, а чуть в отдалении.
– Да, прошлый раз окна остались целы, - пробормотал Шаланда.
– Нас всех подстерегает случай, - со вздохом процитировал Анцыферов.
– Над нами сумрак неминучий?
– спросил Пафнутьев, давая понять, что и он не лыком шит, и он по части стихов не последний человек.
– Кофейку бы, а, Леонард?
– А может, чего покрепче?
– живо спросил Анцыферов.
– Для этого мы придем как-нибудь вечерком, да, Шаланда? Кстати, Леонард... Представляешь, наш друг Шаланда ни разу не был на Канарских островах... А мечтает! Жена просто затылок ему прогрызла этими островами... Помоги!
– У тебя когда отпуск?
– спросил Анцыферов у Шаланды, и тот в полной беспомощности посмотрел на Пафнутьева, прося помощи и защиты.
– Летом у него отпуск, летом, - весело сказал Пафнутьев.
– Но недельку-вторую ему и сейчас могут дать. Зимой. За хорошую работу по защите граждан.
– Заметано!
– спросил Анцыферов и, вскочив, унесся отдавать указания. Внешне он не изменился после того, как покинул кабинет городского прокурора. Та же тройка, галстук, блестящие туфли...
Пафнутьев с улыбкой наблюдал за суетой Анцыферова в глубине зала и понимал - все-таки изменился Анцыферов. Легче стал, проще. Складывалось впечатление, что нашел человек себя, нашел дело, в котором уверен, спокоен, и нет у него никакой надобности с кем-то советоваться, искать чьего бы то ни было одобрения. Уже не нужно было тужиться, что-то там изображать надсадно и бестолково, подыскивать слова, которые бы ни к чему не обязывали. Теперь слова сами слетали с его уст, простые, естественные, уместные. Несмотря на печальное происшествие в ресторане, Анцыферов был оживлен, вездесущ и как-то радостно возбужден. Он знал, как себя вести, что ответить на вопросы Пафнутьева и Шаланды, о чем умолчать, чтобы его роль в случившемся была чиста и печальна. И неуязвима.
– Быстро перестроился, - пробормотал Шаланда.
– А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.
– Ты что? Умом тронулся?
– Кто? Я?
– удивился Пафнутьев так искренне, что Шаланда даже не заподозрил розыгрыша.
– Ладно, - Пафнутьев повернулся наконец лицом к столу.
– Что тут случилось?
Шаланда не успел ответить - из подсобных помещений к ним быстро приближался официант в белом кителе с золотыми пуговицами, сверкавшими, как у солдата на первом году службы. Он огибал столы с такой скоростью, что даже наклонялся на поворотах, как слаломист на спуске.
– Прошу вас, - официант поставил на стол поднос с двумя чашками кофе и двумя маленькими, грамм по пятьдесят, бутылочками коньяка.
– У нас сегодня немного прохладно, может быть, это окажется и кстати.
– Окажется, - кивнул Пафнутьев, и официант удалился с таким гордым видом, будто исполнил опасный номер. С некоторых пор Анцыферов хорошо знал, что вручить даже такую невинную взятку, как сто граммов коньяка, действительно опасно. Но знал он и то, что Пафнутьев мелочиться не станет.