Банда - 3
Шрифт:
– Ну?
– живо поинтересовался Анцыферов.
– Рыло в пуху.
– Грубовато выражаешься, - обиделся Анцыферов.
– Не я, народ. Это все он, негодник. Рыло в пуху, рожа крива, полюбишь козла... Необразованный, темный, пьяный... Вот и несет, что попало. Прости нас, Леонард!
– Кого это - вас?
– Меня и народ, - широко улыбнулся Пафнутьев, довольный, что поймал Анцыферова в эту невинную ловушку.
– Хорошо. Бери ручку, бумагу и пиши. Так, мол, и так, настоящим подтверждаю, что люди, подвергшиеся нападению в ресторане, мне неизвестны, видел их впервые... Ну и так далее. Может, и от себя что-нибудь добавишь.
– Зачем такая расписка?
– Не знаю, - беззаботно ответил Пафнутьев.
– Авось пригодится. Когда выяснится, к примеру, что один из убитых - твой сват, один из сбежавших твой брат... Тогда я эту бумажку тебе под нос. А судья и скажет... Нет, скажет, Леонард Леонидович, вы были неискренни во время следствия, пытались утаить ваши криминальные связи, увести от наказания опасных преступников и потому снисхождения не заслуживаете, и я вынуждена буду, скажет судья, этакая полная женщина с накрашенным ртом и мелкими кудельками на голове, я вынуждена буду применить к вам не первую, а вторую часть статьи, которая предусматривает...
– Заткнись, Паша, - негромко сказал Анцыферов. Полная женщина с крашеными губами и высветленными кудельками, видимо, вызывала у него воспоминания, бросающие в дрожь.
– Я напишу расписку, или как там ты ее называешь. Только не сейчас. Я должен подумать, собраться... Я плохо себя чувствую. Обстрелян и разгромлен мой ресторан, убиты люди...
– Убит только один, - поправил Пафнутьев.
– Это неважно... Идет следствие, милиция... Не могу. Извини. Чуть позже.
– Хорошо, - легко согласился Пафнутьев.
– Пусть будет так, как ты хочешь. Я всегда шел тебе навстречу, зачем сейчас нарушать сложившиеся отношения? Не буду. Скажи, пожалуйста... У тебя есть заместитель?
– Есть, но он в отъезде...
– Далеко?
– На Кубани. За вином поехал.
– Помощник есть?
– Не понимаю, о чем ты? Есть бухгалтер, снабженец...
– Где они сидят?
– Рядом общая комната. Там несколько столов, телефоны и прочее.
– Этот кабинет ты занимаешь единолично?
– Конечно!
– Анцыферов вскинул голову, словно бы оскорбленный таким вопросом.
– Это мой личный кабинет.
– А в твое отсутствие может кто-то зайти, посидеть за столом, позвонить, распить бутылку водки...
– Исключено!
– резко сказал Анцыферов.
– Я запираю дверь, даже если выхожу на пять минут.
– Это хорошо, - одобрил Пафнутьев.
– Так и надо. Все-таки должно быть какое-то расстояние между хозяином и обслугой, верно?
– Да, - неуверенно кивнул Анцыферов, пытаясь понять, к чему клонит Пафнутьев, чего добивается.
– Видишь ли, есть коммерческая тайна, документы, отчетность... Деньги, в конце концов... Я просто вынужден хранить неприкосновенность этого кабинета.
– Даже дверь, я вижу, бронированная, - уважительно произнес Пафнутьев.
– Дверь бронированная, кованая решетка на окне, сигнализация, телевизионные камеры, - перечислял Анцыферов каким-то странным тоном - и хвалясь владениями, и все больше настораживаясь.
– Значит, никто не пользуется твоим кабинетом?
– повторил вопрос Пафнутьев.
– Я же сказал, - Анцыферов снова перешел к своей манере отвечать неопределенно, ни на чем не настаивать, ничего не утверждать.
Пафнутьев откинулся на спинку кресла, подпер щеку ладонью, прикрыл глаза и, кажется, задумался или, устав, решил немного передохнуть, а то и вздремнуть. Анцыферов недоуменно склонил голову к плечу, как умная собака, пытаясь понять, как поступить. Рука, его, как обычно в таких случаях, непроизвольно дернулась вперед, кисть обнажилась, и он посмотрел на часы. Потом потянулся к телефону.
– Не звонить!
– резко сказал Пафнутьев.
– Не понял?
– Не надо звонить при мне. Уйду - тогда сколько угодно. А сейчас не надо.
– А если мне позвонят?
– Трубку не брать.
– Но я могу и не послушаться, а, Паша?
– Послушаешься. Иначе применю оружие.
– Что происходит, Паша?
– Когда уйду - говори с кем угодно, звони куда угодно... Но пока я здесь, хочу насладиться общением только с тобой, - Пафнутьев, будто извиняясь, развел руки в стороны, дескать, извини, дорогой, тут я не властен над собой.
В это время раздался мягкий, воркующий звонок. Анцыферов вопросительно посмотрел на Пафнутьева. А тот невозмутимо поднялся и взял трубку.
– Вас слушают, - сказал Пафнутьев скомканным голосом так, что сразу невозможно было понять, кто говорит. Но слова он произнес анцыферовские. Тот, сидя в прокурорском кабинете, начинал разговор с этих вот церемонных, вроде бы уважительных слов.
– Леня, мы у тебя кое-что забыли, - произнес молодой голос.
– Ты в курсе? Алло!
– Говорите, я слушаю!
– сказал Пафнутьев и весело подмигнул Анцыферову, давая понять, что разговор идет легкий, необязательный, и не грех при таком разговоре пошутить.
– Это Леонард?
– Вас слушают, - повторил Пафнутьев, но человек на том конце провода уже догадался о своей ошибке и положил трубку.
– Кто звонил?
– спросил Анцыферов.
– А!
– Пафнутьев беззаботно махнул рукой и снова уселся в кресло. Твои ребята звонили.
– Какие ребята?
– помертвевшим голосом спросил Анцыферов.
– Ну, эти... Как их... Которые утром перекусывали, а потом сматывались черным ходом.
– И что сказали?
– Леонард!
– воскликнул Пафнутьев.
– Я тебя не понимаю! Вместо того чтобы возмутиться, послать меня к какой-то там матери, ты все принимаешь за чистую монету и даже спрашиваешь, о чем был разговор... Как понимать?
– Шутка, - холодно сказал Анцыферов.
– Это, Паша, была шутка. И не более того. Ты перестал понимать шутки, переутомился. И вообще, если хочешь услышать мой совет...
– Остановись, Леонард. Остановись. Скажи, ведь не может быть, чтобы при такой вот технике, как у тебя в кабинете, ты не предусмотрел обычных динамиков? Можешь вот так сразу, не выходя из кабинета, обратиться к коллективу? Можешь пригласить нужного человека? Увидев на экране непорядок, громогласно сделать замечание?