Банда 6
Шрифт:
Степан как-то сразу резко переменился — уже не гневался на Объячева, сделался спокойным, усталым. Поставив локти на колени, скрестил тяжелые, натруженные ладони, он, казалось, просто ждал, пока Пафнутьев уйдет и оставит их с Васылем вдвоем.
«А как пылал, как горел всего две минуты назад!» — изумился Пафнутьев.
Самое большое удивление, самая ошарашивающая неожиданность подстерегала Пафнутьева все-таки не в этом доме, где, казалось, все было пропитано какими-то тайнами, недомолвками, загадочными превращениями
Вначале, добравшись до своего кабинета, он позвонил Шаланде.
— А! — обрадовался тот. — Задержал злодея?
— Какого? — невинно удивился Пафнутьев.
— Ну как же! Убийцу схватил?
— Знаешь, Шаланда, у меня такое впечатление, что этот убийца вовсе и не злодей.
— Кто же он? Жертва?
— Очень даже может быть.
— Да? — замедленно спросил Шаланда, но, не поняв, что хочет сказать Пафнутьев, на что намекает, тут же слегка обиделся. — Ты уж там без меня разбирайся, кто злодей, а кто невинная жертва. Мне этого не понять по темноте и невежеству, но когда что-то касается дела... Ты слышишь меня?
— Я слушаю очень внимательно.
— Так вот, когда касается дела, тут я на коне. Могу и слово сказать дельное, и вообще... Как ты думаешь, кто такой Объячев?
— Это который с дырявой головой?
— Он самый. Так кто же он?
— Магнат.
— Ни фига, Паша! Он не магнат. Мои ребята навели справки. За последний год он здорово обнищал. Но скрывал это, как дурную болезнь.
— Даже так... — пробормотал Пафнутьев.
— Из пяти заправочных станций у него осталось две, молочный завод отобрали крутые ребята за долги.
— А железобетонный?
— Пока за ним. И мебельная фабрика тоже.
— Знаешь, Шаланда, это мне напоминает одну американскую историю... Миллионер за один день просадил на бирже двадцать миллионов долларов. У него осталось пятьдесят миллионов. Он бросился с крыши небоскреба, оставив записку: «Я не представляю, как дальше жить».
— А кому достались пятьдесят миллионов? — серьезно спросил Шаланда.
— Какие пятьдесят миллионов? — Пафнутьев был не менее серьезен.
— Ну, о которых ты только что рассказывал, — Шаланда начал раздражаться.
— Я?!
— Значит, так, — Шаланда понял, что над ним издеваются, и перешел на сухой тон. — Убийца в доме, это совершенно ясно. Согласен?
— Могли стрелять в окно, — заметил Пафнутьев. — Объячев любил спать при открытом окне. Когда его нашли, окно было распахнуто настежь. Стрелять могли откуда угодно, вокруг полно недостроенных домов.
— Так ведь это... Твой Худолей говорил даже о позе, в которой якобы находился убийца в момент выстрела.
— Худолей говорил о горизонтальном
— А как ему еще лежать?
— Он мог находиться в полулежачем положении, мог сидеть, опершись о спинку кровати.
— Ты так думаешь? — растерянно спросил Шаланда.
— А что касается утерянных им заправочных станций... Он мог их продать, а деньги вложить в дом.
— Тоже верно. Как бы там ни было, Паша, но дом надо перевернуть вверх ногами. Надо искать оружие.
— Нашли, — негромко сказал Пафнутьев.
— Кто нашел? — воскликнул Шаланда.
— Худолей.
— Но ты ведь сам только что говорил, что стреляли с соседнего участка! — возмутился Шаланда.
— Я этого не утверждал, — Пафнутьев оставался невозмутимым. — Просто предположил — не стреляли ли в окно? А что касается пистолета, глушителя... Да, Худолей все это обнаружил и приобщил к делу. Но твои ребята тоже неплохо сработали.
— Да? — польщенно протянул Шаланда. — Они у меня такие!
— Как сели возле дверей, так и не поднялись. Никого из дома не выпустили. Даже мне с трудом удалось пробиться и выскочить в город.
— Так, — крякнул, как от удара, Шаланда. — Хорошо, Паша. Все это очень хорошо. Ты разговаривал с патологоанатомом?
— Нет еще... А что?
— Поговори с ним, Паша. У вас должен получиться разговор. Надеюсь, он будет содержательным.
— Кстати... Что с гадалкой? Она в самом деле предсказала Объячеву смерть в собственной постели?
— Работаем, Паша, работаем. Будут результаты — доложу, — и Шаланда положил трубку.
Патологоанатом встретил Пафнутьева потрясающим своим взглядом — сквозь толстые и, кажется, зеленоватые стекла очков на мир смотрели не то человеческие глаза, не то просто за стеклами шла какая-то своя, таинственная жизнь.
— Здравствуйте! — сказал Пафнутьев громко и радостно, чтобы хоть голосом попытаться нарушить стылую какую-то, холодящую тишину морга.
— Рад вас видеть в добром здравии, — эксперт поморщился, что, очевидно, означало радостную улыбку.
— Говорят, у вас новости?
— А у нас всегда найдется, чем порадовать хорошего человека.
— Сегодня утром доставили труп Объячева...
— Пообщались мы с вашим Объячевым, познакомились.
— Как я понимаю, смерть наступила от выстрела в голову?
— Не сказал бы, не сказал бы, — пропел эксперт.
— От чего же?! — невольно воскликнул Пафнутьев.
— Сие есть тайна великая, — эксперт скорчил безутешную гримасу. — Великая и непознаваемая.
— Простите... Может, мы говорим о разных людях?
— Здесь не говорят о людях... Здесь говорят о том, что от них осталось. Да, конечно, я вынужден с вами согласиться — в голове трупа зияет большая сквозная дыра. Все в наличии — входное отверстие, выходное отверстие... Жить с такой раной невозможно. И если вы вздумаете убеждать меня, что это не так...