Банда 7
Шрифт:
— Я только что оттуда.
— Не забудьте — сбор у автобуса через сорок минут.
Когда уже отъехали от Милана, когда автобус остановился у придорожного ресторанчика и все высыпали размяться, перекусить, подкрепиться стаканчиком вина или бутылкой пива, Худолей устроил совершенно сатанинскую забаву — выходя последним из автобуса, он над пустующим сиденьем повесил на крючок пияшевскую сумку со всем ее содержимым — паспортом, недопитой бутылкой воды и, самое страшное, — подбросил в сумку чек за какую-то покупку с сегодняшней датой.
Собственно, Пафнутьев и задумал эту жутковатую шуточку — он хотел знать, как
Всю дорогу до Аласио на сумку никто не обращал внимания — обычная черная сумка на длинном ремне, с несколькими «молниями». Но была одна тонкость в происходящем — каждый раз, вернувшись к гостинице, Пахомова выходила из автобуса последней, проверяя, не остался ли кто, не забыты ли чьи-то вещи. Дело в том, что Массимо, доставив группу в гостиницу, вовсе не торопился в свой номер, у него каждый вечер были еще свои планы — он куда-то ехал, с кем-то встречался, кого-то увозил, привозил. И поэтому автобус должен быть свободным от заснувших путешественников, не выдержавших непосильных расстояний или непосильных возлияний.
Вот и в этот вечер, убедившись, что из автобуса вышла вся поредевшая группа, Пахомова, проходя последний раз по проходу, увидела висящую на крючке сумку. Не придавая этому никакого значения, она на ходу подхватила сумку и, войдя в вестибюль, высоко подняла ее над головой.
— Господа! Минутку внимания! Кто забыл сумку в автобусе? Чья сумка? С хозяина бутылка кьянти! Последний раз спрашиваю!
— Знаете, — вдруг заговорил Андрей, — я думаю, хозяин не сможет вам поставить бутылку кьянти.
— Почему? Поиздержался?
— Это сумка Пияшева, — пояснил Андрей, не посвященный в коварные планы Пафнутьева и Худолея. — Мне несколько раз пришлось ее нести, поэтому узнал.
— Пияшева?! — Пахомова в ужасе отбросила сумку в сторону, словно нечаянно в темноте схватила крысу за хвост. — Откуда здесь его сумка?!
— Может быть, она уже несколько дней ездит с нами? — предположил Пафнутьев.
— Исключено! Я каждый вечер после поездки осматриваю весь автобус! Утром я первая прихожу сюда и осматриваю салон — не осталось ли здесь следов ночных поездок нашего уважаемого водителя. Не было сумки ни вчера вечером, ни утром! Она появилась сегодня! — Пахомова, преодолев себя, подошла к креслу, в которое упала сумка, и, осторожно, двумя пальцами, открыла сумку — сверху лежал паспорт. Она опасливо вынула его, раскрыла, повернулась к свету.
— Это паспорт Пияшева, — сказала она.
Пафнутьев нашел взглядом Сысцова — тот сидел в кресле, судорожно вцепившись пальцами в коленки. И хотя Пахомова по привычке обращалась к нему, он не проронил ни слова.
— Ничего не понимаю, — сказала Пахомова беспомощно. — Иван Иванович, скажите хоть вы — как понимать?
Сысцов молчал.
Пахомова стояла посреди вестибюля, женщины смотрели на сумку с нескрываемым ужасом. Это было самое удивительное — почему они испугались? Ну, появилась сумка, может быть, через пять минут появится и сам Пияшев,
— Если это его сумка, — протянул Пафнутьев, — значит, скоро сам появится. Видимо, он заходил в автобус, оставил свою сумку и опять отлучился. Может быть, он влюбился в прекрасную итальянку!
— Пияшев влюбился в итальянку? — пискнула одна из женщин и мелко захихикала. — Скорее я влюблюсь в итальянку, чем Пияшев.
— Оксана! — с металлом в голосе произнесла Пахомова, и веселушка скрылась за спинами подруг. — Кто-нибудь может объяснить, как попала эта сумка в автобус? — на этот раз в голосе Пахомовой прозвучали чисто бабьи истеричные нотки.
— А почему вы решили, что это сумка Пияшева? — подал наконец голос Сысцов.
— А паспорт?
— Мой, например, паспорт в вашей сумке, Лариса Анатольевна. Но это вовсе не значит, что ваша сумка стала моей, — Сысцов нашел в себе силы усмехнуться.
— Это сумка Пияшева, — повторил Андрей. — Он несколько раз просил меня поносить ее... Когда отлучался по своим делам. У него с собой всегда была бутылка минеральной воды, он часто пил. Посмотрите, там есть бутылка?
Пахомова осторожно сунула руку в сумку и вынула голубоватую пластмассовую бутылку. Медленно обведя всех безумным взором, она снова заглянула в сумку, и на этот раз в ее руке была бумажка.
— Это чек, — сказала Пахомова. — Сегодняшний. Покупка сделана в четырнадцать двадцать... Мы в это время были в Милане. Значит, и Пияшев был в Милане... Сегодня... В два часа... Извините, мне плохо, — Пахомова тяжело опустилась в кресло.
Все молчали.
Сысцов прекрасно понимал — кто-то в группе знает, что случилось с Пияшевым. Он медленно полез в карман, вынул сложенный носовой платок и тщательно вытер лицо. Исподлобья, твердо посмотрел каждому в глаза. Он не собирался сдаваться, но теперь знал наверняка — крючок, о котором говорил ему Пияшев, не исчез, теперь он, Сысцов Иван Иванович, сидит на этом крючке куда прочнее и безнадежнее, нежели прежде.
— Ладно, — сказал он с тяжким вздохом и рывком поднялся из кресла. — Разберемся.
— Через полчаса на ужин, — пришла наконец в себя Пахомова. — Да, кстати, — повернулась она к Худолею, — говорят, вы сны видите по ночам?
— И днем иногда кое-что видится.
— Вещее?
— По-разному. Ведь как бывает... сегодня сон, может быть, и не вещий, а взглянуть на него из прошлого или из завтрашнего дня... то, как говорится, в самую точку.
Пахомова взяла Худолея под локоток и отвела в сторону.
— Павел Николаевич сказал, что вы и Пияшева видели? Это правда?
— Видел. В автобусе. Он вроде уже мертвый, и все знают, что он мертвый, но стесняются ему об этом сказать. Он сам догадывается, что мертвый, но наверняка еще не знает... Опять же пятна у него начали проступать на лице.
— Какие пятна? — прошептала Пахомова.
— Ну, эти, трупные. Он все сумку свою искал.
— Сумку?
— Да, бродит по автобусу неприкаянно так, заглядывает под сиденья, за спинки, вещи на заднем сиденье перебирает... Сумку ищет, — повторил Худолей каким-то потусторонним голосом. — Зачем-то ему эта сумка была нужна. А тут и обнаружилась. Значит, думаю, знал, где искать, знал, где она в конце концов обнаружится.