Банда 7
Шрифт:
— Долларов?
— Разумеется.
— Неплохие деньги, — раздумчиво проговорил Пафнутьев. — Хорошую квартиру можно купить. Даже в Москве.
— О чем ты говоришь, Паша? — упавшим голосом сказал Худолей. — Какую квартиру?.. Я свою продал.
— Как продал?
— За деньги. Аванс уже взял. Деньгами сорю, рестораны посещаю.
— А зачем продал?
— Знаешь, Паша... Могу сказать, конечно, только ты не обижайся. Я хотел уговорить тебя, может быть, Андрея тоже...
— Ну ты даешь!
— Да, Паша, да. Я продал квартиру за двадцать тысяч, и нам бы этих денег хватило, чтобы навести порядок в Северной Италии. От Генуи и Милана до Римини и Монако. Мы сможем, Паша, сможем.
Пафнутьев долго молчал, глядя на Худолея неотрывно, но чувствовалось, что вряд ли он его сейчас видит — мысли его были далеко, может быть, в той же Италии.
— Ты думаешь, что мы с Андреем вот так легко взяли бы твои квартирные деньги? Думаешь, мы бы с ним не наскребли по тысяче?
— А зачем мне об этом думать, Паша? — спросил Худолей голосом простым, будничным и спокойным. — Зачем мне вас грузить? Вас или кого бы то ни было... Я бы просто сказал: «Ребята, давайте паспорта, я оформляю билеты, и через неделю летим».
— Ты не прав, Худолей.
— Я прав, Паша. Конечно, вы бы смогли наскрести по тысяче долларов. Но все это обросло бы таким количеством бытовых подробностей, потребовало бы такого количества времени... Что сам по себе испарился бы смысл затеи.
— Где жить собирался?
— А я не собирался жить.
— Даже так? — ужаснулся Пафнутьев. — Ну ты даешь, Худолей. Неужели так бывает?
— Мы летим в Италию?
— Ты говоришь, что взял за квартиру только аванс?
— Да, пять тысяч.
— Можешь вернуть?
— Вернуть-то я могу, но, понимаешь, Паша... Потеряю лицо. — Худолей слабо улыбнулся.
— Забудь о своем лице. Если хочешь, возьму эту тяжелую работу на себя. Верну аванс покупателю. Но меня смущают эти деньги. Даже не могу сказать почему... Видимо, есть какой-то закон, который нужно переступить.
— В чем дело, Паша? Я выделяю тебе необходимую сумму из своих. Твоя совесть чиста. А со своей я уж сам как-нибудь разберусь. Заметано?
— Понимаешь, деньги-то блудом заработаны.
— Вот мы их на борьбу с блудом и потратим. И потом, Паша... Тебе начальник может выписать командировку в Италию на две недели? Может дать командировку с оплатой всех расходов, включая посещение ресторанов, распитие спиртных напитков и общение с прекрасным полом?
— Нет, — Пафнутьев улыбнулся, зная уже, что ответит Худолей.
— А я тебе такую командировку
— Звала.
— Ты обещал?
— Я сказал, что чуть попозже.
— Час пробил.
— Нет, Валя, еще не пробил. Нужно допросить Пияшева, выяснить, откуда у него фотографии, откуда паспорта... Он тебя узнает?
— Нет.
— Ты уверен?
— Мы приняли меры.
— Банда, — коротко сказал Пафнутьев. — Самая настоящая банда. А отпечатки?
— Я же сказал — предусмотрели.
— Значит, в случае чего я могу туда посылать группу с обыском? На вас с Андреем не выйдем?
— Я тоже могу участвовать, в качестве эксперта.
— Это мысль!
— Он меня может узнать только как своего клиента. Я у него девочку снял.
— Хорошую?
— Обалденную. Только она запугана немного.
— Значит, договоримся так... Италию я не отвергаю. Но вначале — Пияшев. Кроме того, мне нужно выяснить отношения с Величковским.
— Как он там?
— Плачет.
— В каком смысле? — не понял Худолей.
— В самом прямом. Обливается горючими слезами. Хочет дать чистосердечные показания.
— Надо уважить мужика, — серьезно сказал Худолей.
— Я уже вызвал его, сейчас приведут.
— Ухожу. — Худолей поднялся. — У меня много дел в связи с предстоящей поездкой, да, Паша?
— Да, у тебя много дел. Но аванс за квартиру ты все-таки верни.
— Понял, Паша. Я тебя понял. Я тебя правильно понял?
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Мы победим, Паша, — сказал Худолей уже из коридора. — На всех фронтах!
— И в этом не сомневаюсь.
— К тебе гости, — Худолей открыл дверь пошире, пропуская в кабинет несчастного Величковского с подозрительно красными глазами и конвоира.
— Прошу! — Пафнутьев сделал широкий жест рукой. — Располагайся!
— Спасибо, — буркнул Величковский обиженно и сел в угловое кресло.
— Подожду в коридоре? — спросил конвоир.
— Далеко не уходи, встреча у нас будет не слишком длинной.
— Это почему вы так решили? — спросил Величковский.
— Думаешь, разговор затянется?
— Ну.
— Понял, — кивнул Пафнутьев в ответ на это «ну», которое в устах Величковского приобретало иногда самые неожиданные значения. Выйдя из-за стола, Пафнутьев выглянул в коридор, поплотнее закрыл дверь, постоял у окна, освобождаясь от худолеевских затей, снова вернулся к столу. — Слушаю тебя, Дима.
— Я домой хочу. В Пятихатки. У меня там мама болеет.
— Что с мамой?
— Ноги у нее.