Бандитские жены
Шрифт:
Потом пару раз она ходила на допросы, на очную ставку со своим водителем. Но никаких перемен не происходило. Руслан тем временем продолжал сидеть в тюрьме.
Следствие по ее делу продолжалось не больше месяца, так как фактического материала и доказательств по нему не было.
Потом она подписала обвинительное заключение и даже не стала читать свое уголовное дело. До суда оставалось еще недели три. Суд был перегружен. В канцелярии только и сказали, чтобы звонили время от времени.
— Мы вам потом скажем,
Оставаться в Москве Катя не могла. Слишком много всего навалилось — арест Руслана, свое уголовное дело. И она решила напоследок поехать отдохнуть…
— Вот так я и оказалась здесь, — закончила Катя, отпив из фужера немного мартини. — Вот такой у меня расклад на сегодняшний день. Можно что-то сделать?
Я молчал.
— Знаешь что, — сказал я наконец, обратившись к ней на «ты», — надо все внимательно почитать. Наверняка можно найти какие-то дырки. Давай так — как вернемся в Москву, так сразу свяжемся и почитаем твое дело.
Вскоре наш отпуск закончился, мы вернулись в Москву. Я сдержал свое слово — встретился с Катей, заключил с ней соглашение. Потом пришел в суд и стал читать дело.
Бог ты мой! Я сразу же увидел много дырок. Прежде всего, было огромное расхождение, и я решил построить свою защиту именно на этом. А расхождение было очень важным, процессуального характера.
Дело в том, что сыщики при задержании и при оформлении протокола изъятия поставили разное время. Получилось так, что задержание было гораздо раньше, чем изъятие, хотя по факту все было наоборот. И эта разница в тридцать минут имела, на мой взгляд, огромное значение.
Таким образом, вырубался протокол задержания и не являлся основным доказательством.
Кроме того, сыщиками был допущен еще один прокол — при описании наркотиков в протоколе изъятия было сказано, что вещество темно-желтого цвета. При направлении того же вещества на экспертизу было указано, что оно светло-коричневого цвета.
Таким образом, было разночтение и в описании предмета, который был обнаружен у Кати.
Помимо плюсов, которые имела защита, имелись и существенные минусы. А минусом было то, что Катя полностью признавала свою вину. Только поэтому, объяснила она, ее и выпустили под подписку о невыезде. Теперь надо было все переигрывать.
— Значит, так, — сказал я ей, готовя к суду, — мы с тобой полностью отрицаем твою причастность к наркотикам. Тебе же подкинули эти наркотики?
— Конечно, — кивнула Катя.
— Вот и говори, что подкинули.
— Кто же нам поверит?
— Ничего, по крайней мере, попытаемся, — заверил я ее.
Наконец наступил день суда.
Судьей был мужчина лет сорока пяти, грузный, с вьющимися волосами. Когда я узнал, что не явился основной свидетель, водитель Кати, я тут же пошел в кабинет к судье и предложил перенести дело.
— А зачем его переносить? — удивился судья. — Тут и так все ясно. Ваша подзащитная во всем призналась. Дело пустяковое. Мы за десять минут его выслушаем.
— Вы знаете, — сказал я, — у меня другая позиция.
— Какая? — удивился судья.
— Вы узнаете все на суде.
— Хорошо. Давайте слушать дело.
Дело мы начали слушать быстро. Судья зачитал все формальные слова, потом задал главный вопрос:
— Признаете ли вы себя виновной?
Катя встала и решительно сказала:
— Нет, не признаю.
— Да вы что? — разозлился судья. — Вы что думаете, если вы будете слушать вашего адвоката, то выиграете это дело? Следствие пошло вам навстречу, вы признались, вас выпустили под подписку о невыезде, хотя должны были держать под арестом, и вы могли больше двух месяцев находиться в Бутырке! Зачем же вы начинаете юлить? Вы понимаете, что теперь вам грозит очень серьезное наказание, если вы будете пытаться ввести суд в заблуждение и обмануть его?
— Позвольте, — не выдержал я. — Вы оказываете давление на мою подзащитную, конкретно — запугиваете ее.
Судья взглянул на меня.
— Хорошо, — сказал он, — вы сами выбираете этот путь. — И начал процесс.
Процесс продолжался немного вяло. Наконец очередь дошла до допроса понятых.
Это были два парня, автолюбители, которые проезжали тогда мимо на своих машинах. Одного я здорово раскрутил. Я стал спрашивать:
— Какое это было время?
Он четко ответил:
— Одиннадцать часов тридцать минут.
— Что вам сказали оперативные работники, когда позвали в качестве понятого?
— Они сказали мне, что я буду понятым.
— Они что-то говорили вам заранее? Говорили, в отношении чего вы будете понятым?
— Конечно. Они сказали, что нашли наркотики.
— Не стоит ли сделать из этого вывод, — обратился я к нему, — что оперативники уже знали, что там находится наркотик?
— Да, — кивнул головой парень.
Второй свидетель также показал в нашу пользу. Он даже конкретно описал, как один из оперативников быстрым движением бросил в карман Кате блестящий сверток.
— И вообще, — продолжил свидетель, — я имею очень серьезные претензии к милиции. Например, у меня недавно в гараже… — начал он рассказывать обиду, которую он вытерпел недавно от работников милиции. Но судья его остановил:
— Нас не интересуют ваши личные проблемы. Говорите только по существу. Что вы можете еще сказать?
Свидетель раздраженно взглянул на судью, потом перевел взгляд на меня. Я смотрел на него ожидающе — ну давай, голубчик, выдай что-нибудь еще!
— Я могу с уверенностью подтвердить, что наркотик этой гражданке подкинули сотрудники милиции, — сказал свидетель.