Бандитский подкидыш
Шрифт:
Времени нет, но я стараюсь быть бережным. Я помню, какие они хрупкие, не такие сильные, как я. Есть соблазн просто бросить Катю на землю, под защиту бетона, но я придерживаю второй рукой, чтобы не ударилась, чтобы не выронила Льва. И мне…мне так страшно. Не за себя. За них. Накрываю их своим телом.
Катя смотрит в небо. Тоже наверное поражается тому, какое оно голубое сегодня, словно весеннее, словно не ждёт нас впереди пара месяцев унылых дождей, а за ними долгая зима. Я беру себя в руки. Все хорошо. Пока все хорошо.
Лев – между нами. Лежит
– Он удивительный, – выдыхает Катя.
А потом… Тоже смеётся. Я чувствую, как они содрогаются в смехе подо мной и тоже смеюсь.
– Это ты удивительная, – говорю я, преодолевая соблазн поцеловать её. Я теперь знал, какая она на вкус. – Но сейчас тебе придётся бежать.
Отрываюсь от них. Выглядываю из-за укрытия, пускаю выстрел туда, где по моим меркам затаился стрелок. В ответ тоже стреляют. Я его не ранил, но главное – напугать. Они знают, что я вооружён и так просто не дамся, не подойдут. Пока не подойдут, любому везению есть срок.
Снова опускаюсь на землю. Смотрю по сторонам. Ограда парка так близко. Сплошной частокол высоких металлических прутьев. Не пролезть. Мне не пролезть. Но Катя…она такая тоненькая. Такая маленькая.
– Мне даже почти не страшно, – шепчет она.
– Умница, – отвечаю я и все же целую её. Правда, в нос. Льву это тоже кажется смешным и он снова смеётся. – Сейчас я буду стрелять. Много стрелять, чтобы они не могли выйти. А ты…ты побежишь. Ты пролезешь через забор, Катя. Между прутьями. Потом беги к кафе, но не заходи. В соседнем здании редакция местной газеты, домофона на двери нет, войди и жди в подъезде. Поняла?
– Ничего не поняла, – честно сказала Катя. – Правда.
Улыбнулся.
– Ты просто боишься. А теперь беги, Катя.
Она поднимается на четвереньки. Перехватывает удобнее моего сына. Я стреляю. Не даю этим гадам подойти ближе, не даю им возможности выглянуть из-за укрытия, чтобы прицелиться. Они не должны попасть в них. Они – их теперь двое.
Выстрел за выстрелом, благо, с глушителем. Краем глаза смотрю на Катю. Пятьдесят метров до забора. Двадцать. Десять. У него секундная заминка – с ребёнком на руках точно не пролезет. Я стреляю, интересно, сколько пуль осталось? Один противник замолкает, похоже, я в него попал. Второй точно невредим.
Катя находит решение. Протаскивает между прутьями ребёнка. Кладёт его прямо на землю. Он лежит, в светлом комбинезоне, брыкается ножками. Ждёт. Ещё несколько мгновений и Катя тоже на той стороне. Хватает Льва. Бежит.
– Умница, –
Теперь мне не страшно. Поднимаюсь во весь рост. Бегу. Туда, откуда стреляли. Смешно, но он и правда испугался раненого меня. Пытался убежать. Я нагнал. Схватил за капюшон куртки, не рассматривая, дёрнул на себя, и что есть сил приложил головой о ствол берёзы.
Нужно идти к Кате. Скоро здесь будут все. Ворота перекрыты. Сил почти нет. Иду к забору. С сомнением смотрю на него – я слишком велик. Но я не просто велик – я силен. Хватаюсь за прутья. Напрягаюсь. Тяну в разные стороны. Металл обиженно стонет, стискиваю зубы, чувствую как набухает кровью тщательно зашитая деревенским фельдшером рана. Металл сдался. Я вываливаюсь наружу, сдирая о забор кожу, разрывая рубашку. Плевать. Я иду к Кате.
Глава 14. Катя
Лев устал. То, что его недавно веселило, сейчас портило настроение. А может его беспокоило то, что его папы рядом нет. Наверняка, он ещё очень мало понимал, он слишком маленький. Но помнил, что папа исчезал, было такое уже. И сейчас может исчезнуть. Я знаю. Там стреляли по настоящему. Не как в фильме. Гораздо тише, даже не страшно кажется. Обычный день, забор парка, за ним машины ездят, бабка гуляет с собакой, и тут…такое разве бывает? Не бывает. Точно не бывает.
– Давид, – шепотом повторяю себе его имя. Львенок вздыхает на моих руках, приникает щекой к груди. – Папа скоро придёт.
Иначе быть не может. Я стою в узком коридоре. Здесь и правда редакция газеты. Какие-то офисы. Люди мельтешат, иногда смотрят на меня удивлённо, но все же, проходят мимо. Я обычная. Молодая мама с ребёнком на руках. На мне нет крови. Если только испачкалась после такой бешеной прогулки. Лев начинает капризничать, он голоден. Я ничего с собой не взяла, все осталось на страшной съёмной квартире. Была бутылочка, но и та где-то потерялась.
– Скоро, – напоминаю я.
Дверь открывалась уже десятки раз. Каждый раз я вздрагивала, ожидая Давида, но ошибалась. Перестала верить этой двери. Обычно она распахивалась шумно ударяясь о стену, с неё уже сыпалась штукатурка. Я вздрагивала. А теперь дверь открывалась так медленно, что я напряглась. Все поняла. Боясь идти навстречу, все же пошла. Открыла.
Давид стоял, прислоняясь к стене, не в силах войти внутрь. Кожа, обычно чуть смуглая, сейчас мертвенно бледная. Но он жив. Живой. Смотрю на него, любуюсь им, думаю о том, что ему удивительно подходит его имя. Он так красив…его лицо словно высечено из мрамора. Мои мысли сейчас неуместны, но мне нравится их думать. Они говорят мне о том, что мы живы.
– Ты пришёл, – растерянно выдохнула я.
– Конечно, девочка, – нашёл в себе силы улыбнуться он. – А теперь валим отсюда скорее.
Я кивнула. Он оторвался от стены, чуть пошатнувшись. Я дернулась к нему, помочь, но он остановил меня жестом. Поправил одежду, а я поняла, что на ней снова пятна крови. И кровью пахнет, теперь когда я её вижу, кажется, особенно сильно.