Бандитский подкидыш
Шрифт:
Обернуться и проверить смотрит или нет мне смелости не хватило.
– Они за кафе, – шепотом объясняю я. – Ползти всю дорогу не получится. Но я не глупая, я пришла за два часа почти до встречи.
– Они тоже не глупые, – заметил бандит. – Ползи. У тебя кстати на правой ягодице дырочка в штанах.
Смотрит, бросило в жар меня. Не обратила внимания даже на то, что наступила на острый камешек коленкой. У полосы деревьев меня снова дернули за руку, потащили мимо многочисленных стволов тонких березок, уже бегом, за руку. К кафе подбегаем сбоку, обходим. Ира сидит на пеньке возле мусорного
Оставшиеся метры бандит преодолел за секунду. Выхватил ребёнка из женских рук. Я отвернулась. Мне грустно.
– Это кто? – шепотом спросила Ира.
– Папа.
Она закатила глаза. Принялась загибать пальцы.
– В моём дворе ты жила с одним папой. Сюда пришла на встречу с другим. А вернулась с третьим, да?
Я головой только покачала. Я слезы глотаю. Все не так теперь.
– Этот мне нравится больше всего, – вдруг улыбнулась Ира. – Это он тебя искал.
Уже не важно. Ничего не важно. Смотрю на Льва. Улыбается. Говорят, в таком возрасте ещё не умеют думать, но наш то умеет. Улыбается. Вскрикивает. Ручками размахивает. А его отец так на него смотрит… у меня сердце переворачивается. Они так похожи. Как я вообще могла сомневаться? Лев ничего не боится. Он то знает, что папа его спасёт.
– Ничего ещё не кончилось, – озадачил мужчина. – Нам ещё отсюда выбираться. Парк, наверное, уже охватили. Ира, вам спасибо. Идите, вас не знают. Спокойно выйдете.
Она неуверенно кивнула и пошла, постоянно оборачиваясь. А я…жду когда скажет, иди тоже. Уходи. Я так ждала этого момента. Когда меня освободят от Льва. От всего, что случилось. Вернут мне мою жизнь. Нормальную, обычную. А теперь в голосину реветь хочется от такой несправедливости. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу Льва на руки. Подержать, ну, хоть пять минуточек еще. Хочу узнать, как зовут его отца. Хочу…слишком много всего хочу.
– Меня Давид зовут, – вдруг улыбнулся он. Лев вскрикнул, словно подтверждая. – Пойдём, Катя. Доверься мне.
И руку мне протянул. Сильную, с тонкими пальцами, ссадиной на запястье, с татуировкой, шанс увидеть которую мне так и не предоставился. И да, я заварила кашу, и непонятно, как дальше быть. Одной безопаснее, я знаю. Но…я вкладываю свою руку в его. Моя светлая, белая почти. Его – загорелая. И даже нахожу в себе силы улыбнуться.
Глава 13. Давид
Я держу своего сына на руках. Кажется – он весь мир. А ему наверное кажется, что его папа может защитить от всего. И в кольце отцовских рук ничего не страшно. Но сейчас я не в полной мере верю сам себе. Никому не верю.
Бросаю взгляд поверх детской головы на девушку. Маленькая. Худенькая. Глаза серые, ресницы стрелками, пучок этот, на штанах дырочка. Дырочка, почему-то, особенно умиляла. Катя. И Кате хочется верить.
А ещё мне думается о том, что здесь безопасно. Маленький мирок. Кирпичная стена кафе, выгоревшая за лето трава. Ёлки. Мусорные баки, над которыми вьются мухи. Здесь нас ещё не нашли. Пока не нашли. Идти нужно. А ещё – мне нужны обе руки, чтобы защитить своего сына.
– Возьмёшь? – спрашиваю я.
Катя тянет руки. А Лев тянет руки
– Мне страшно, – неуверенно улыбнулась Катя. – Зря я все устроила… Но если бы не это, ты пришёл?
– Не бойся. Я же рядом.
Правда в том, что мне самому страшно. Раньше я ничего не боялся, а потом у меня появился Лев и все изменилось. Я до сих пор помню, как сейчас, что в нас стреляют, и я не верю, что это происходит – у меня же ребёнок на руках. Её сын! И я падаю, накрываю его своим телом. Бок жжет, кровь, такая горячая, капает на ребёнка. А он…он просто смотрит на меня и верит мне. И я не подведу.
– Пошли.
Иду первым. Этот район я знал плохо, опираюсь на свое чутье. Сколько людей они с собой привели? Наверняка уже перекрыты все выходы. Лев гулит, болтая сам с собой. Прислушиваюсь к его голосу, в звуку моих шагов. Где-то совсем рядом смеётся ребёнок, и меня выворачивает от мысли, что дети, другие, совсем ни в чем не виноватые дети могут пострадать от чужой алчности. Громкий хлопок.
– Стреляют, – выдохнула Катя, и Лев почувствовав её страх захныкал.
– Это шарик воздушный, – пояснил я. – Детка, какое ты имеешь право бояться, если рядом с тобой отборнейший альфа-самец?
Она снова покраснела, переключилась на свои мысли.
Торопливо идём, почти бежим. Тщательно выверенный, чахлый подлесок парка заканчивается. Надо пересечь открытую местность. Сердце бьётся на удивление ровно – я знаю, что надо сделать, и я сделаю это. Радуюсь, что здесь, в стороне от основных ворот и детских площадок, так мало людей, только пара собачников. Если будут стрелять никто не пострадает.
Я хочу прикрыть Катю и Льва своим телом. Как коконом. Я крепок, я могу выдержать ещё много ран, а они такие хрупкие. Но я не знаю, откуда может идти опасность, не знаю, с какой стороны её ожидать. Бессилие бесит.
– За мной иди, – бросаю я. – След в след.
Она шагает. Прикрывает голову Льва своей ладонью, словно это может защитить. И день сегодня такой, как назло – точно не помирать. Обидно было бы. Небо голубое, прозрачное, в воздухе серебрится паутина, деревья горят золотом. Катя рядом, эта её дырочка на джинсах не даёт покоя… и эту идиллию внезапно нарушает громкий сухой треск, словно дерево переломило пополам могучей рукой.
– Снова шарик? – почти спокойно спрашивает Катя.
– Сейчас нет, – отвечаю я.
Главное – не паниковать. Пуля взрыла землю позади нас, стрелок явно не очень меток. Под ногами у нас тропинка вытоптанная в пожухлой уже, по осени, траве. Чуть в стороне бабушка выгуливает жирного мопса – не заметила ничего, вот и славно. Я отмечаю все эти детали равнодушно. Они дополняют картину. Беру Катю за руку. Тащу вперёд. Там – лавочка. Советских ещё времен, бетонное основание, сверху деревянные планки, когда то крашеные в зелёный, сейчас отполированные многими поколениями задниц. То, что нужно.