Бандиты. Красные и Белые
Шрифт:
Все молчали. Ни шепота, ни чиха, ни покашливаний. Все ждали, что командир скажет дальше.
— За что же мы с вами воюем, братцы?! — громко спросил Чепай.
Бойцы молчали.
— Все помнят, что в марте нас собирались отправить воевать с кулацкой будто бы сволочью. Было такое?
— Так точно!
— Пошли мы воевать?!
— Никак нет!
— А почему?!
Молчание.
— Я вам скажу, почему, товарищи бойцы. Потому что восстала там не кулацкая сволочь, а такая же, как мы с вами, крестьянская беднота.
В воцарившейся тишине чей-то голос звонко выкрикнул:
— Нае... ловка!
Толпа засмеялась.
— Именно! — сказал Чепаев, и все снова смолкли. — Нас подло нае... ли, не при барышнях будет сказано! Нас заставляют обирать и грабить самих себя! Большевики учат нас, что мы освобождаем мир от гнета буржуев, а сами тем временем хотят закабалить нас точно так же, как это делали баре и капиталисты. Они, как и капиталисты, пришли ограбить нас, бедноту, нашими же руками. А если мы откажемся, они нас нашими же руками и убивают. Вы думаете, нас здесь ненавидят и боятся, потому что мы пришли дать свободу? Дудки! Нас боятся, потому что большевики не платят нам жалованье, а мы, чтоб не подохнуть с голоду, обираем баб, стариков и детишек малых! Прав я?!
— Прав, Василий Иванович!
— Хватит ползать на брюхе! Мы не большевистские псы, мы армия! Рабоче-крестьянская Красная Армия, и мы будем защищать интересы рабочих и крестьян, а не кучки болтунов, которые говорят о диктатуре пролетариата!
— Ура! — заорала дивизия.
— Отставить! — Чепай поднял руку вверх. — Я собрал вас не для того, чтобы горланить. У меня есть конкретное предложение, а если вы меня поддержите — то и конкретный приказ. Говорить?
— Так точно, Василий Иваныч!
— Так слушайте все!
Снова все стихли.
— Никого силой я нарушать присягу не заставляю. Кто считает, что я призываю к контрреволюции и собираюсь переметнуться на сторону белых, может прямо сейчас выйти из строя. Я не заберу у вас ни оружие, ни форму, ни лошадей, если кто лошадный. Можете собираться и уходить в Уральск, в штаб армии, либо оставаться здесь и держать плацдарм, мы все равно отбудем в течение нескольких дней. Даю честное свое чепаевское слово — никто вас и пальцем не тронет. Остальным, кто решит пойти за мной, предлагаю пройти маршем до Гуляйполя и объединиться с войском Нестора Ивановича Махно.
— Ура! — закричала дивизия, и вверх полетели шапки.
— Отставить! Есть те, кто против? Я знаю, что у нас сейчас курсантов много. Курсантам разрешаю вернуться, мне в походе нужны опытные бойцы, а не сопляки.
Строй курсантов, в котором стояли Лёнька и Богдан, заволновался, зашептался, но командиры быстро пресекли волнения, и из строя вышел тот самый рослый красноармеец, который загнал Лёньку и Перетрусова на всеобщее построение.
— Они сегодня подумают. Кто захочет, тот уйдет.
— Вот и ладно, — согласился Чепай. — Все, кто решил остаться под моим командованием и продолжать сражаться за свободу рабочих и крестьян против белогвардейцев и большевиков, слушай мой приказ! Устав и распорядок дня остаются прежними. Мародеров и грабителей расстреливаем, как и раньше, по решению революционного трибунала. Все свободны, разойдись!
С этими словами Чепаев развернулся и порывистым шагом ушел обратно к штабу. Красноармейцы повзводно начали освобождать площадь.
В Лёнькином строю раздавались противоречивые реплики:
— Во дает Чепай!
— Да какой это Чепай? У Чепая — усы!
— Тебе он что — таракан? Сбрить не может?!
— Так что теперь — по домам, что ли?
— Как знаете, а это контрреволюция! Вот не ожидал от Чепая!
— Да какой это Чепай, у Чепая усы!
— АясЧепаем...
— Разговорчики в строю! Нале... во! Шаго... м-марш! Держать строй! Левое плечо вперед! Прямо!
Не обращая внимания, куда его влечет строй, Лёнька маршировал, и в голове его, как горошина в горшке, перекатывалась и гремела одна мысль: как же так? Герой, пламенный ленинец — и пошел на поводу у анархиста Махно? Получается, Чепаев не за революцию, а наоборот?
Второе острое разочарование за одно утро.
— Ну что? — спросил марширующий рядом Перетрусов. — Вот он, твой Чепаев. Ты-то думал, он за красных, а оказалось, что он вовсе даже не за, а против.
— Заткнись.
— Да ты что, не понимаешь? Это судьба! Она тебя ни к белым, ни к красным, ни к Чепаю не пускает. Каждый сейчас сам за себя. Нельзя счастье всем дать, тем более —даром, иначе это не счастье.
— А что — счастье?
— Счастье — это когда у тебя есть, а у других — нет.
— Отстань, это только буржуи так думают.
— Что ж ты несговорчивый такой?
— Вот и найди себе сговорчивого.
— Не могу. Мой талисман на тебя указывает.
— Засунь себе этот талисман куда-нибудь поглубже!
В общем галдеже было не разобрать их разговора. И если на улице стоял гул, то в казарме и вовсе гвалт, как на вороньей свадьбе. Насколько понял Лёнька, курсанты недавно прибыли из Уральска в качестве подкрепления и толком не успели познакомиться, так что затеряться среди них было несложно.
— Я от тебя не отстану, — сказал Богдан.
— Сгинь, без тебя тошно.
— Обед!
Богдан тотчас исчез. Видимо, он тоже весь вчерашний день был голодным.
Чепаев
После выступления из Чепаева будто все силы улетучились. До знамени он прошел бодро и подразделения проводил, отдав честь, но едва они разошлись, Василий Иванович в изнеможении сел на крыльцо и уставился перед собой.
— Чепай, ну ты!.. — восхитился Петька, но начдив перебил его: