Банджо. Роман без сюжета
Шрифт:
К американскому моряку – белому ли, черному – на пляже всегда отношение не совсем такое, как ко всем остальным. Номиналом он повыше. Паспорт его идет за хорошую цену – кто промышляет паспортами, жаждет заполучить такой. И еще он может быть уверен, что, когда ему надоест валяться на пляже, представители консульства тут же придут на помощь и помогут вернуться в сказочную страну богатства и неограниченных возможностей.
Банджо по-прежнему мечтал об ансамбле, но, когда заговаривал об этом, парни слушали его недоверчиво. Как подступиться к делу – на этот счет идей у него было пруд пруди. Найти бы еще пару ребят – и можно было бы договориться с хозяином какого-нибудь кафе, чтобы тот позволил им у него играть. Выручка у заведения стала
Однажды в доках под влиянием обильных виновозлияний он совсем разошелся. Вино было у парней излюбленным развлечением. Они прокрадывались на склад мимо сторожей или полицейских, откупоривали бочку побольше и посасывали вино через резиновую трубку, пока совсем не размякали от хмеля.
С Банджо были еще Мальти, Имбирёк и Белочка. Покончив с вином, они совершили набег на мешки с арахисом, набили орехами карманы и перешли по подвесному мосту на волнорез – полежать на солнышке.
– Я б тебе из какой хочешь помойки шикарное место сделал, – заявил Банджо. – Дай мне только пару ребят-ниггеров с инструментами – и дело в шляпе. Бог ты мой! И ведь народ в городе по джазу с ума сходит, могло бы выгореть. Но нет, блин, все так охреневают, разжившись парой су, что никому мозгов уже не хватает смекнуть, где можно срубить настоящих денег.
– Что-то как-то ты тоже не срубаешь, а? Невезуха что ль просто? – хихикнул Белочка.
– Я тебя самого сейчас посрубаю, – огрызнулся Банджо. – Везуха тут вообще ни при чем. Мне в этом деле помощников не надо. Положим, глянулся мне вон тот притон, а связываться с ним недосуг. Так ну не могу я видеть, как швабры эти скрюченные вместе с какими-то дешевыми лабарями первоклассную вещь в говно превращают. Я сразу представляю себе красотку какую-нибудь, принаряди ее, распеться дай – Бог ты мой! Рюмашку ей, конфетку, духов флакончик – прикиньте, как бы она тут отожгла!
– Языком чесать – не штука, – сказал Белочка. – Иные вещи хороши такие, какие есть, и ни лучше их не надо делать, ни хуже. Ну, положим, подарили тебе кабак в Жопном проулке – что б ты делал с ним?
Жопным проулком обитатели пляжа звали Рю де ла Бутери – она вилась через всю Канаву, с настоящей канавой в середке.
– Ничего себе вопросики у тебя, – сказал Банджо. – Ну, какой вопрос – такой ответ. Я, брат, кабаки тамошние в расчет не брал как-то, потому как, слышь, это не места настоящие, а просто ямы выгребные. Но всё равно, коли мне бы один обломился – так я б всё перепробовал, разве что поджог бы не устроил.
Тут все рассмеялись. «Поджог не устраивай» – это была у обитателей пляжа новая крылатая фразочка, которой учили каждого новичка, когда тот знакомился с Канавой. Когда же заинтригованный новичок интересовался, что это значит, ему, таинственно посмеиваясь, отвечали: «А то шесть месяцев…»
А фразочка появилась после такой вот истории. Один мулат с американского корабля на стоянке отправился на берег поразвлечься, но один – ни к кому из товарищей прицепиться не захотел. В Старом порту его окружили негры с пляжа, но он не дал им ни гроша и еще пристыдил – как, мол, они своим нищим колобродством порочат расу. И двинулся себе в сторону Канавы, а парни его предупреждают – одному идти опасно. Но тот всё равно пошел – сказал, не нужно ему от побирушек ни советов, ни провожатых.
Идет он такой весь из себя гордый и попадает прямехонько в одно из самых кромешных местечек в Жопном проулке. Он даже кончить не успел – бумажник с пачкой долларов как корова языком слизала. Знаками показывает шлюхе – мол, ты украла. А она ему, тоже знаками, – ты, мол, сукин сын, вообще без бумажника пришел. Что-то сказала про «полицию» и прыг за дверь. А он подумал, что она пошла искать полицейского, чтобы тот помог ему отыскать деньги. И вот он ждет-пождет, она всё не возвращается, и тут, поняв, что его надули, он
Имбирёк сказал:
– А я вот парень старомодный. Когда приеду в какой-нибудь новый порт – мне главное, чтоб меня не трогали и не мешали жить как живу. Я живу как живу, все остальные живут как живут, и ни я на них не в претензии, ни они на меня.
Он лежал на спине на одной из громадных каменных плит волнореза. Волны тихонько поплескивали о камень. Он был без рубашки и, отстегнув булавку на воротнике старого синего пальто, распахнул полы и подставил солнцу коричневое брюхо. Брюки сползли ниже пупа. «Ох, Господи, солнце-то какое», – зевнул он и, стянув кепку на глаза, заснул. Остальные тоже вытянулись и заснули.
На длинном волнорезе нежились на прогретых камнях и другие беспечные бродяги. Холодало, но солнце отражалось в волнах теплым, неярко мерцающим светом. У Эстака, в сторону которого расширяли и достраивали порт, черным пятном на синей глади застыл груженный углем корабль компании PLM. Длинной вереницей отлого проступали заводские трубы, сцепка ржаво-черных силуэтов, а за ними виднелись голубовато-серые холмы, окутанные, словно паром, тонким, нежным туманом, а дальше – нагромождение серых скал, круто обрывающихся в море, – святая святых цементной промышленности.
Закат парни встретили на площади Жольет. В одном из кафе в толпе каких-то мальтийцев они заприметили матроса с Занзибара и зазвали его к себе.
– Мы как раз вовремя к те п’спели, – заявил ему Мальти. – Мы те тут были п’зарез. Н’рмальные ребята, к’рые на твоем же инзыке разг’варивают, а не енти типы мутные с ихней лопотней арабской. М’льтийцы енти у арабов вроде как отбросы, ублюдистые они сильно. У нас их никто не л’бит, а связываться – ваще Боже упаси.
Новенький был очень рад знакомству с дружелюбными ребятами вроде Банджо и Мальти. Он прибыл на углевозе из Саут-Шилдса, и у него имелись кое-какие фунты. Он не скупился и поставил им выпивку в нескольких заведениях. От площади Жольет они направились к Канаве всё тем же спокойным бульваром Ла Мажор. Для обитателей пляжа держаться такого маршрута было разумнее всего. Много у кого не выправлены были документы, так что приходилось из кожи вон лезть, чтобы не нарваться на полицию. А на главной улице – Республики – их то и дело останавливали, расспрашивали, обыскивали, тащили в участок. Иной раз говорили – да, документы не в порядке, но кончалось тем, что на ночь сажали под замок, а с утра уже отпускали. Другие жаловались, что полицейские их били. Имбирёк считал, полицейские теперь совсем не те, что раньше, когда он только-только тут появился: становятся всё несговорчивее и всё больше зверствуют. В былые времена им бы ничего не стоило спереть бочонок с вином старым добрым способом: внаглую и преспокойненько выпить. А теперь вот другое дело. Не так давно из-за этого самого краденого вина двое парней получили каждый по два месяца. К счастью, и у Мальти, и у Имбирька, и у Белочки с документами был порядок.
По дороге к Канаве они захаживали то в одно бистро, то в другое и в каждом осушали по бутылочке. Привыкшие в Вест-Индии к рому, в Штатах – к джину и кукурузной водке, а в Англии – к виски, во Франции они жить не могли без красного вина, точно рыбы без воды. Этот ужасный деручий виски или джин они теперь в рот не брали. К крепким напиткам, казалось, они охладели совершенно. Опьянение их теперь было иное – приятное, мягкое, благодушное: винное.
В китайском ресторанчике на Рю Торт они устроили целый пир. Новенький настоял на том, что он угощает. После ужина они пошли в маленькое кафе на Портовой набережной выпить кофе с ромом. Новенький достал из кармана губную гармошку и заиграл. Банджо встрепенулся, сказал: «Пожалуй, руку я уже достаточно подлечил, чтобы за дело взяться», – сходил на квартирку к Латне и принес банджо.