Бангкокская татуировка
Шрифт:
Поначалу Чанья чувствовала себя не так одиноко, как в Эль-Пасо. Здесь было много азиаток: японки, кореянки, вьетнамки, китаянки, женщины из Таиланда, Филиппин, Малайзии, Индии, Пакистана — представлены почти все азиатские национальности. Пусть их ценили меньше блондинок, это не имело значения — работы хватало на всех. Мужчины — поголовно туристы, а штат Невада похож на вращающуюся дверь; каждую неделю сюда прилетают и приезжают миллионы. И кого ни возьми — с выпученными, влажными, полными ожидания глазами человека, который на неделю-другую вырвался из своей тюрьмы. Ну если не на неделю, то хоть на день, хоть на час.
Почти все остальные женщины были американскими гражданками: некоторые родились в США, другие иммигрировали, но жили достаточно
Чанья превратилась в работницу на конвейере, пусть даже высокооплачиваемую. Именно этого хотели мужчины. Все поголовно страдали разочарованием в жизни. Чанья не раз слышала, как, натягивая штаны, клиенты жаловались, какие они несчастные, говорили, что скоро заживут по-новому и купят жене новое платье. Ее приятная внешность и превосходная фигура оказались небольшим преимуществом, поскольку мужчины так сильно спешили и суетились, что ничего не замечали.
Чанья начала регулярно пить — обычно пару порций текилы в конце работы, чтобы не сорваться. Она продержалась полгода, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы скопить тридцать тысяч долларов, а затем села в автобус и поехала в Вашингтон, куда ее позвала одна из бангкокских приятельниц. Ван приехала в Америку вскоре после Чаньи и нашла работу в столичном отеле, где проституция поставлена под строгий контроль. Рядом с гостиницей находились сауна и гидромассажные ванны, где могла получить место и Чанья.
Потребовалась всего неделя, чтобы понять: Вашингтон — это рай для шлюх. Отель, где работала Ван, имел категорию пять звезд — там останавливались дипломаты, проматывающие деньги секретари, шефы служб безопасности и прочие в том же роде. Но еще до того, как Чанья приступила к работе, Ван познакомила ее с дипломатом из Таиланда по фамилии Танее. Это был светлокожий мужчина лет сорока пяти, который принадлежал к одной из двенадцати контролирующих Таиланд богатейших семей. В Бангкоке Чанья слышала эту фамилию — ее часто упоминали в новостях. Патриарх, вроде бы до сих пор не умерший, заработал большие деньги на торговле опиумом во времена, когда та была еще легальной или полулегальной. Но настоящий коммерческий гений проявил его старший сын, вложив свою долю наследных богатств сначала в электронику, а затем в телекоммуникационную сферу. Танее был вторым внуком, не проявившим интереса к бизнесу, зато обнаружившим склонность к дипломатии. Не вызывало сомнений, учитывая связи, что ему рано или поздно «грозит» теплое местечко в Вашингтоне. Он вошел в постоянно действующую лоббистскую группу, которая отстаивала интересы тайской экономики (то есть тайской знати).
Переговоры длились очень недолго — они с Чаньей заключили сделку, едва улыбнувшись друг другу. Через пять минут Ван отыскала предлог, чтобы оставить их одних. Чанья испытала огромное облегчение от возможности говорить на родном языке и быть с мужчиной, который понимал, кто она такая. До того обрадовалась, что едва не растеряла весь профессионализм.
Танее не спешил уложить ее в постель. Сначала повез в тайский ресторан неподалеку от Чайнатауна и предложил выбрать любимые блюда. Заказал бутылку белого вина к салату из сырых креветок и бутылку красного — к утке. Смешил тайскими шутками. Но с другой
Она позволит себе влюбиться в него, но очень рассудочно. По понятиям тайской классовой системы их разделяет пропасть, шире которой не бывает, поэтому ни одному из них нет смысла тешить себя неразумными надеждами. Но, встретившись в следующий раз, оба испытают радость и определенное облегчение. И Чанья почти наверняка станет одной из его миа мой — младших жен — в Вашингтоне.
Так все и вышло, за исключением одного — вскоре она стала любимой миа мой. Ван сказала, что он дал отставку всем остальным в ту самую неделю, когда познакомился с Чаньей.
Первая жена Танее, Хун Той, матриарх семьи, жила с двумя детьми в Таиланде и редко наезжала в Вашингтон. Она, разумеется, знала о многочисленных миа мой мужа, и рассмеялась бы в лицо тому, кто сказал бы ей, что Танее хранит верность. Она тоже получила образование на Западе и по тайским меркам считалась эмансипированной женщиной — имела в Бангкоке постоянного любовника, о котором Танее было известно. Не исключено, что во время ее следующего приезда в Америку муж решит познакомить ее с Чаньей. Каждый прекрасно знал правила: Чанья будет проявлять по отношению к Хун Той величайшую почтительность, а та в обмен на это заставит себя ее полюбить.
Так и получилось. Хун Той пробыла в Америке десять дней. Они прекрасно поладили с Чаньей, ходили вместе по магазинам, первая жена Танее купила миа мой мужа несколько красивых юбок и платьев с этикетками лучших дизайнеров, и Чанья носила пакеты в поджидавший их лимузин. Накануне отъезда Хун Той сказала мужу, как все должно быть: Чанья слишком красива и ценна, чтобы отдавать ее на поток индустрии местного секса. Он должен ежемесячно платить ей жалованье, достаточное для того, чтобы жить, хорошо одеваться и время от времени сопровождать его на такие мероприятия и в такие места, где американцы, глядя на них, не станут слишком удивленно изгибать брови. Чанью будут приглашать на вечеринки Танее «только для азиатов». О совместной жизни нет и речи, и она должна проявлять осмотрительность, входя и выходя из его пентхауса. Чтобы эти визиты как можно меньше бросались в глаза, она должна иметь свой ключ. Со своей стороны Чанья останется преданной Танее и не заведет других клиентов. Таким образом будет ликвидирована угроза инфекции, сильно волновавшая первую жену. Не то чтобы они теперь часто занимались сексом, но мало приятного в болезни и возможной смерти мужа.
— В таком случае три четверти моих денег отойдут родителям, — объяснил тот Чанье в присутствии Хун Той. Все рассмеялись. Шутка в тайском духе.
Чанья заподозрила, что Хун Той получает удовольствие, устраивая связи мужа на стороне. «Раскусила ее, когда она вечером меня обнимала. Сейчас, пока я пишу, она заставляет мужа трахнуть ее, а потом будет расспрашивать, какова в постели Чанья и чем он с ней занимается. Успокойся, дорогая, занимаемся всем, чем надо».
В первое время Танее был осмотрителен: о своих делах отделывался лишь мимолетными фразами и не позволял особенно прислушиваться к разговорам со своими тайскими друзьями. Но хотя Чанья с двенадцати лет не посещала школу и никогда не ломала голову над проблемами геополитики, быстро разобралась, что к чему, и осталась разочарована, даже пришла в смятение от открывшейся картины «Сахарат Америки», совершенно отличной от образа страны, куда так долго стремилась и с таким трудом попала.