Бангкокская татуировка
Шрифт:
— Ты права. Такой американец ничего не забудет и никогда не простит. После того как первые месяцы страсти останутся позади, будет мучить тебя до конца жизни.
— Хуже того: будет мучить себя.
Китаец что-то пробормотал. Он всю жизнь работал с проститутками, но до сих пор его время от времени поражало, как они умеют с первого взгляда понять мужчину.
Митч Тернер повел ее в тайский ресторан в районе Адамс-Морган рядом с Коламбиа-роуд. Чанью покорил такой выбор — сообразил не тащить ее в дорогое тайское заведение, где перец чили не острый, а еда откровенно безвкусная. В этом цены оказались умеренными, и его охотно посещали выходцы из Таиланда. Блюда здесь, хотя и недотягивали до тех, что подавали в самом Бангкоке, были вполне
Митч почти не пил, чем немного разочаровал Чанью. Танее приучил ее наслаждаться за обедом вином, и теперь, когда за столом царило напряжение, вино совсем не помешало бы. Американец словно боялся спиртного. Ей пришлось ограничиться единственным бокалом красного, а он пил минеральную воду.
Еще одна неожиданность: Митч умел неплохо поддерживать разговор, разумеется, не как таец — ее соплеменники обладали способностью рассмешить, рассуждая даже о мыльных пузырях. Но в его словах о Вашингтоне и других вещах звучала рассудительность, но вовсе не тяжеловесное занудство, которого она боялась. В ответ Чанья с воодушевлением новообращенной призналась, как ей понравились «Симпсоны». Митч улыбнулся.
Не говорить ни слова о работе было его второй натурой. Обед почти подошел к концу, когда он заговорил о деле:
— Жаль, что пришлось наехать на Ипа. Но я был в отчаянии. Теперь вы выполнили мою просьбу — пообедали со мной. Я человек слова — кто меня знает, это подтвердит — и больше не стану вас тревожить. Если в ответ на мое следующее приглашение скажете «нет», сочту, что это конец. Об одном прошу — сделайте кое-что ради меня. Прочтите. — Он протянул ей пакет, в котором, судя по размеру, находилась книга. Чанья уже успела его заметить. — Здесь все на тайском. Если мало времени, ограничьтесь Новым Заветом, но особенное внимание обратите на четыре Евангелия.
Она в изумлении смотрела на пакет.
Митч довез ее до дома и на прощание сказал:
— Я не хочу с вами спать. До того момента, пока мы не поженимся. Мне надо с вами лишь время от времени видеться. — Вымученная улыбка. — Намереваюсь за вами ухаживать. Я очень старомоден.
Чанья целую минуту смотрела на него, держа водной руке книгу, в другой — сумочку от Шанель. Она не могла не признаться, что ее соблазняла перспектива лишенного трудностей, защищенного от всяких напастей, ничем не затуманенного, в высшей степени морального существования с этим искренне преданным человеком, который никогда ее не подведет, будет заботиться о ней и детях и обеспечит счастливую жизнь. Но в следующее мгновение поняла, что вообразила мыльную оперу, с которой действительность не имеет ничего общего. Чувство нереальности усилилось еще и оттого, что Митч сделал предложение на первом свидании. Не может быть, чтобы культурная традиция Америки требовала именно так просить руки своей избранницы.
Ей пришло в голову, что для одного из них такие отношения могут обернуться большой бедой. Помня о своем статусе нелегальной иммигрантки, Чанья могла легко представить, кто именно станет жертвой. Однако признала, что этот раунд выиграл Митч. Чанья не отказалась от нового свидания, но хотела, чтобы он понял одно:
— Я ни при каких обстоятельствах не пойду с вами на сближение без секса. Как бы ваш Бог об этом ни судил, скажите ему: без секса за тайской девушкой
Чанья не обратила внимания на болезненную гримасу Тернера и повернула к лифту. Решила не оборачиваться и не махать Митчу, и он быстро скрылся за бетонной колонной. Но едва она успела войти в лифт, как тут же замерла. Ее окликнул голос Гомера Симпсона:
— Чанья, слышь, Чанья, у меня есть билеты на следующую субботу на игру «Спрингфилдских изотопов». Хочешь пойти?
Чанья разинула рот от удивления и обернулась, даже поискала Тернера глазами на автомобильной парковке. Напрасно. Он исчез… Получилось не талантливое любительское подражание, а отличная высокопрофессиональная имитация. Немного даже пугающая.
Поднимаясь в свою квартиру, Чанья разговаривала сама с собой: «Чанья, на этот раз ты подсекаешь очень странную рыбу. Двадцать минут в постели, и будет понятно все. Его лицо не настолько дурное, но он его стыдится. Хочет быть миловидным американским мальчиком. Кем-то нереальным, как в кино. В Америке все как в кино. А может, у него просто не стоит?»
Какой было бы катастрофой выйти замуж за мужчину, а затем обнаружить, что тот ни на что не годен в постели. Но с какой стати она вообще согласилась на свидание с ним? В материальном плане Чанья прекрасно зарабатывает в сауне и может подцепить на крючок сколько угодно знакомых азиатов из дипломатического корпуса, которые постоянно звонят и поймут ее намного лучше, чем фаранг. Карма то же самое, что метеорология, — с трудом поддается анализу.
Оказавшись дома, Чанья швырнула Библию на стол и забыла о ней.
Кто такой Митч Тернер? Чанья была бы удивлена, узнав, сколько еще людей задавались этим вопросом. После первого ужина она отметила, что он вообще ничего не рассказал о себе. Даже Библия в переводе на тайский язык — жест, на первый взгляд милый и глубоко личный со стороны набожного человека, на самом деле был напускным, вовсе не тем, чем казался, словно все дело ограничивалось демонстрацией благочестия.
Митч выждал целых три недели, прежде чем пригласить ее снова — на этот раз в «Железный очаг» неподалеку от Дюпон-серкл. Там не подавали перец чили, место было в высшей степени романтическим — с закованными в бумажные кандалы отбивными из барашка на расставленных вокруг пылающего очага изящно накрытых столах. Неужели он не понимал, что загоняет себя в ловушку? В таком ресторане не пить было просто неприлично. Митч со знанием дела заказал бутылку красного из долины Напа — Чанья одобрила его выбор, — но сам пригубил вино всего пару раз. В середине ужина, когда бутылка оказалась на три четверти пустой, Чанья поставила бокал на стол и многозначительно посмотрела на американца. Она выпила почти все вино и слегка захмелела. Митч, смущаясь, сделал три-четыре глотка и опустил бокал. Чанья не отводила взгляда. Тернер выпил еще, но она продолжала смотреть, пока странный ухажер не прикончил все. Явно довольная, Чанья разрешила официанту налить себе остатки из бутылки.
Сразу раскрасневшийся Митч Тернер повернулся к официанту:
— Признайтесь честно, что вам не приходилось видеть такой чертовски красивой женщины! — Чанья и официант обменялись удивленными взглядами.
Они не стали заказывать десерт, и всю дорогу домой в такси Чанье пришлось отбиваться от его приставаний. Сильные, жадные, настойчивые изголодавшиеся руки сновали повсюду. Когда она пригрозила дать оплеуху, Тернер только хихикнул и, до жути похоже подражая Гомеру, прошептал:
— Это лезет у меня из ушей, Мардж.
В квартире Чанья, как принято у женщин ее профессии, быстро взяла клиента в оборот: повела с собой в душ и старательно вымыла его половые органы холодной водой, что нисколько не сказалось на впечатляющей эрекции. Митч попытался написать свое имя мыльной пеной на ее груди. А в постели оказался неожиданно активным.
Проявил необыкновенную изобретательность — двадцати пяти минут у нее внутри ему показалось мало. Чанья продолжала извиваться и взбрыкивать под ним лишь потому, что профессиональная гордость не позволяла сдаться.