Бангкокская татуировка

Бердетт Джон

«АЛЬ-КАИДА»

ГЛАВА 27

Когда я добрался до сой Ковбой, наступило раннее утро. Мне не терпелось узнать, как обстоят дела у Лека после проведенного с Фатимой вечера. Но прежде я хотел обсудить с Нонг дневник Чаньи.

Включив свет, первым делом поклонился Будде. В нашем деле самое главное, чтобы не оскудевали запасы спиртного и пива. Многие клиенты предпочитают «Клостер», «Сингху» или «Хайнекен», а девушки зарабатывают половину денег на напитках и угощении — факт, который мать

никогда не упускает из вида. Она оставила мне записку с указанием, сразу же заказать у оптовиков побольше «Клостера» и текилы, как только появлюсь. С текилой проблем не было — в крайнем случае всегда есть возможность купить несколько бутылок в розницу. А вот с «Хайнекеном» дело обстояло хуже.

Бросив взгляд на статую Будды, я наконец понял, отчего испытывал беспокойство. Низенький человечек остался совершенно без бархатцев. На улице я нашел продавщицу цветов и купил столько гирлянд, сколько сумел унести. В моей стране можно повсюду встретить продавщиц цветов, и на их прилавках всегда имеются гирлянды для украшения статуй Будды — верная ставка на выигрыш в государстве, где проживает шестьдесят один миллион участников игры. Осыпав статую цветами, я воскурил благовония, которые мать держит под стойкой, три раза проникновенно поклонился Будде, воткнул палочки в специально поставленный ящик с песком и попросил вернуть удачу. Только я закончил, как появилась Нонг с охапкой бархатцев.

— Вчера была так занята, что забыла его подкормить, — объяснила она из-за кипы цветов. Я ничего не ответил и молча наблюдал, как она снимает только что повешенные мною гирлянды. — Теперь он нас простит. — Лучезарная улыбка. — Впереди полоса настоящих успехов. Как съездил в Сонгай-Колок?

Я поморщился, предложил ей сесть за столик и рассказал о дневнике, подчеркнув самое главное: Чанья познакомилась с Митчем Тернером в Америке, и у них была связь. Мать тут же ухватила суть:

— Не исключено, что найдутся факты, подтверждающие их знакомство. Если американцы возьмутся за расследование, непременно обнаружат, что он посещал в Вашингтоне девушку из Таиланда. И даже если Чанья ездила по чужому паспорту, выяснят, кто она такая.

— Именно.

Я покосился на Будду. Сколько еще потребуется бархатцев, чтобы он простил нас за нерадение? Мать проследила за моим взглядом, поднялась, зажгла еще несколько палочек благовоний и поклонилась гораздо благочестивее, чем умел я.

— Уверена, что ты кланялся не так, как надо, — проворчала она. — Вот теперь все будет хорошо.

В этот момент мой мобильный проиграл «Сатисфэкшн». ^[42]Викорн хотел знать, каковы результаты визита в Сонгай-Колок.

— Приезжай-ка лучше сюда, — сказал он и разъединился.

Толпа в приемной участка, как всегда, представляла собой пестрое собрание попрошаек, монахинь, жен, жалующихся на грубость мужей, мужей, жалующихся на вороватых жен, потерявшихся детей — одни были сбиты с толку, другие обозлились, третьим не на что было жить. Впрочем, бедными были здесь все. Зато коридор Викорна пустовал, как и его кабинет, где, кроме него, не было ни единой души. Он выслушал мой рассказ о дневнике Чаньи и цэрэушниках Хадсоне и Брайте, объявившихся в Сонгай-Колоке. Затем встал и прошелся, засунув руки в карманы.

— Взгляни на дело вот с какой стороны. Ты прекрасный ученый, по крайней мере имеешь степень доктора философии в какой-нибудь непроходимо запутанной области. Но в бытность студентом был идеалистом и, решив послужить стране, попросился в ЦРУ. Тебя с готовностью взяли. Прошло десять

лет, и ты уже не тот наивный студент. Твои ровесники, работающие в колледже, получают вдвое больше тебя и с удовольствием тратят деньги. Сокурсники, которые в институте были на двадцать процентов тупее тебя, выбились в люди — они капитаны в своих областях, миллионеры технообщества. Некоторые уже несколько раз поменяли место работы. Им не нужно оглядываться на то, что они делают, и предупреждать жен, что в любой момент может поступить приказ сверху, придется собирать чемоданы и терять пять-шесть лет жизни в какой-нибудь дыре, вроде Сонгай-Колока. Не надо мучиться и каждые полгода проходить проверки на детекторе лжи, выборочные тесты на наркотики и терпеть электронное подслушивание. А ты, поступив в контору, попал в ловушку. Надежда на повышение — единственное средство выбраться из мешающей жить западни. Карьера шпиона почти то же самое, что карьера военного: для продвижения необходима большая война. После одиннадцатого сентября получить повышение в ЦРУ можно единственным способом — поймать несколько боевиков «Аль-Каиды». Скажи, какое впечатление произвели на тебя ребята, которые шныряли вокруг квартиры Митча Тернера?

Как всегда, шеф играючи продемонстрировал стратегический талант, превосходство ума и энциклопедическое понимание человеческих слабостей во всех их обличьях.

— Старший, по фамилии Хадсон, именно то, что вы описали, — признал я.

— Среднего возраста, полон разочарования, страстно желает повышения, до смерти устал от рутины мелких шпионских делишек, недоумевает, какого черта его занесло в третий мир, хотя на этом этапе карьеры он рассчитывал сидеть за большим красивым столом в Вашингтоне, и морально износился?

— Да. — В данный момент я счел неуместным упоминать о неземном происхождении Хадсона.

— А другой?

— Типичный социально незрелый фаранг мужского пола с большими замашками, но то и дело попадающий в слоновьи ямы. — Не имело смысла распинаться о предыдущих воплощениях бедолаги; трудно себе представить, насколько прозаичными могут быть наши прошлые жизни. Подобно многим из таких, как мы, особей, Брайт более тысячи лет влачил существование стадного млекопитающего и с честью погибал во всех известных в истории сражениях. Его душу не посещало сомнение вплоть до того момента, когда он, лишившись рук и ног и умирая в Дананге, ^[43]не задал себе немыслимый ранее вопрос: «А меня не обманули?»

— М-м-м… — просветлел Викорн. — Главная слабость Запада заключается в том, что ему нечем вдохновить людей верность, кроме богатства. Но что есть богатство? Еще одна стиральная машина, автомобиль больше прежнего, дом красивее того, что был раньше? Запад — не что иное, как гигантский супермаркет. Но разве найдутся люди, готовые умереть за супермаркет? — Полковник вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. — Все дело в том, чтобы проявлять осмотрительность. — Он повторил свой непристойный жест, будто ловил рыбу, и улыбнулся.

Я справился о Леке и выяснил, что он сказался на два дня больным. Никто не знал, где парень находится. Я позвонил Фатиме, но и она понятия не имела, где может находиться наш перерожденец.

— Не пора ли нам встревожиться? — спросил я.

— Голубчик, — ответила она, — его час настал. Мне пришлось выкинуть птенца из уютного гнездышка. Полетит он или нет? Тут не существует никаких правил. Если выживет, то вернется. Теперь ему без меня не обойтись.

— Ты даже не удосужилась выяснить, куда он подевался?