Банхар
Шрифт:
И тогда зрелые самки Мертвой пустыни, а также девы сартов и онгонов шли к Кабалам, чтобы впустить в себя доха. Спустя три цикла у самок пустыни появлялись детеныши. Девы сартов и онгонов вынашивали своих младенцев дольше, девять циклов.
Именно от дохов произошли все сущности Мертвой пустыни, а также сарты и онгоны. Только Драгоценные, обитатели Чистых земель знали тайну о том, когда все это началось, и хранили ее в своих алмазах.
Кабала Мертвой пустыни была тем местом, где можно было увидеть всех сущностей в едином скопище. Здесь никто не дрался, не охотился. Сюда приходили только зрелые самки, ведомые инстинктом. Самки бузуров и
Уже очень много циклов дохи падали только в Мертвой пустыне. И онгоны пошли на крайнюю меру, перекрыли потоки Санума, низового ветра жизни, что нес озон. Они снова провоцировали мор. Именно в один из таких моров молодой бузур одиночка, проигравший все битвы за самок, брел в поисках добычи по барханам и увидел одинокого хайнака.
То была большая удача, наткнуться на хайнака, отбившегося от стада. Случись это в тот период, когда корки было много, бузур завалил бы его в три счета, и влагу его сосал бы неторопливо, смакуя, наблюдая затем, как тело хайнака постепенно иссыхает. Когда хайнак испытывает ужас перед смертью, влага его становится особенно вкусной и питательной. Но сейчас бузур был слишком изможден.
Хайнак косился на бузура, мотал свой башкой, увенчанной мощными, массивными рогами, и бил копытом, все рыл и рыл пепел, пытаясь выкопать себе яму.
Корка в пустыне была не только пищей для копытных. Она была кровом для всех сущностей в периоды активной луны. Прохлада под покровом корки тоже была целительной.
Вдруг на вершине бархана, под которым мучился хайнак, что-то мелькнуло. Борозды потянулись к копытному, много борозд. Из пепла стали появляться мордочки рыжих чап, самых мелких из этого вида, и самых опасных. В силу своей мелкости они сбивались в огромные стаи. Еще одним преимуществом рыжих чап была способность передвигаться в пепле, потому и лучи им были не страшны даже в лунные бури.
Хайнак хрюкнул, мотнул своей башкой и повалился на бок. К его брюху присосались около сотни рыжих чап, и он не мог их сбросить. Бузур начал попятиться, как можно тише, в надежде что его не заметили. Затем он развернулся и заковылял прочь.
На мгновение он замер и оглянулся, желая убедиться, что его не преследуют. За ним тянулись борозды. Он заковылял еще быстрее, но борозды начали смыкаться кольцом. Чапы гнали его к краю пустыни, туда, где виднелись пики хребта Меру.
Все сущности Мертвой пустыни испытывали ужас при виде этих пиков. Оттуда исходило нечто, что убивало медленно, заставляло страдать. Это нечто исходило в циклы активной луны. В такие периоды пустынные сущности прятались в норах под коркой. А когда они, наконец, выходили их своих нор, вся поверхность пустыни была покрыта плотной, толстой коркой.
Но бузур был слишком молод, чтобы знать об этом. Он заковылял в сторону пиков, преодолел огромный бархан, наметенный явно на какое-то препятствие, скатился по нему и оказался в зарослях чего-то такого, чего он никогда не видел и не ощущал прежде.
А еще он ощутил влагу. В шаге от него что-то журчало, переливалось и исходило прохладой. И, даже запах этой влаги начал питать его силой. Он дышал, и не мог надышаться.
Однако вскоре его лапы начали покрываться волдырями. Вздулись эти волдыри и на морде бузура, и по бокам, везде, где влага дотянулась до него своими потоками. Тело его налилось тяжестью, ему даже показалось, что он прирос к этому месту.
И все же лапы с
Он прикрыл глаза и погрузился в полудрему. Проснулся от того, что крохотные чапы облепили его со всех сторон, начали вонзать в него свои крохотные клыки. Он взмахнул одной лапой, другой, заметался в потоке страха, а когда, наконец, успокоился, увидел множество покалеченных чап вокруг себя. Он взял одну из них своими скрюченными пальцами, хотел было закинуть ее в пасть, но передумал, просто отшвырнул в сторону.
Коркой была покрыта почти вся вершина бархана, и она тянулась куда-то в бесконечность, вдоль границы двух миров. Он вырыл себе логово, выспался, затем снова спустился к влаге, и дышал ею до тех пор, пока на его пальцах не выступили крохотные пузырьки.
Так он и жил на границе. Однако от сытой жизни бузур начал просто нестерпимо мучиться влечением к самке. Такое влечение у сущностей Мертвой пустыни возникало в периоды лунной прохлады, когда отступал голод. Была одна самка, с хохолком на затылке, к которой его влекло с тех пор, как он стал зрелым самцом. Но за самок нужно было драться, долго, упорно и насмерть.
Самок у бузуров и барнаков всегда было меньше, чем самцов. Барнаки поэтому жили прайдами, во главе которых стояли самки. Именно самки у барнаков выбирали себе самцов, самых сильных и смышленых. Слабых самцов, а заодно и слабых самок просто убивали, дабы те не портили охотничьи угодья.
Но слабые все же выживали. Так со временем сложился подвид барнака, бузур, более мелкий и слабый, но более скрытный и изворотливый. Самки бузуров, в отличие от самок барнаков, прайды не собирали. Они выбирали себе одного, самого сильного самца, раз и навсегда. Стаи бузуров таким образом образовывались из пар, где самец никогда не зарился на чужую самку, а самка никогда не зарилась на чужого самца. Самцы, оставшиеся без пары – изгонялись. Во главе стаи вставала самая сильная пара. Постепенно бузуры окрепли, начали теснить барнаков и заняли вершину пищевой цепи.
Бузур не был уверен, что сможет найти себе пару, и уж тем более не чувствовал в себе решимость отбить чужую самку, за такое вся стая охотиться начнет, до тех пор, пока не настигнут и не разорвут. И все же он отправился во владения своих собратьев, хотя бы ради того, чтобы ощутить запах самки.
Ему, как всегда, не повезло. Он наткнулся на стаю бузуров, которая обложила стадо гохаев, и своим внезапным появлением нечаянно сорвал охоту. Самцы накинулись на него, а он с перепугу взмахнул лапой и убил одного из них. На него тут же набросилась самка убитого, бузур узнал в ней ту самую, с хохолком на затылке.
Стая долго гоняла его по барханам, пока не выдохлась. Длительные погони в Мертвой пустыне даже рыжие чапы не всегда себе позволяли. Однако молодой бузур после бегства ничуть не устал. Он подкрался к стае, что отдыхала, сбившись в круг, прыгнул вперед, схватил хохлатую и вскоре затерялся в пустыне.
До самой границы он нес ее в своих лапах. Потом долго, терпеливо приручал, чтобы она не позволила растерзать себя тем же чапам. Неписанные законы бузуров гласили о том, что утерявший свою пару тоже должен потеряться, сгинуть.