Банк хранящий смерть
Шрифт:
— Хорошо, Фрэнсис. Я стану читать их по два, раз тебе так не терпится. Но на твоем месте я не волновалась бы так из-за первых двух.
Взять хоть это, — она достала письмо, написанное на простой белой бумаге, — оно от старого друга из Франкфурта. В нем сообщается о смерти какой-то дальней родственницы, дожившей до девяноста трех лет. Да она была старше, чем королева Виктория!
— И это все? — спросил Пауэрскорт.
— Да, если только здесь нет тайного послания, написанного невидимыми чернилами. А вот это, — леди Люси достала другое письмо, написанное на бледно-голубой бумаге, — пришло из Берлина. Думаю, автор был знаком с Харрисонами, когда те еще жили во Франкфурте. Он сообщает, что в Берлине действует несколько тайных обществ, большинство из которых сосредоточены вокруг университета. Он пишет, что теперь все вступают в тайные общества, что связаны с военным флотом или с армией. Но сам пишущий не слишком осведомлен о них.
Часы леди Люси пробили десять. Пауэрскорт снова принялся ходить по комнате.
— Если ты дашь мне пару минут, Фрэнсис, я смогу тебе пересказать два следующих письма. Они оба из Берлина. Но пожалуйста, прекрати расхаживать туда-сюда.
Миссис Мартин и Софи уже выпили по три чашки чая.
— Мне пора домой, миссис Мартин. Может быть, Ричарду действительно пришлось задержаться в банке допоздна.
— Вы правда так думаете, мисс Вильямс? Ах, если бы это и впрямь было так!
На самом деле Софи не верила, что Ричард остался на работе. Он бы ей сказал. Уж не стряслось ли в банке нечто ужасное?
— Уверена, что он скоро вернется, — сказала девушка. — Я загляну к вам утром по пути в школу, просто чтобы удостовериться, что с ним все в порядке.
— Это будет очень любезно с вашей стороны, мисс Вильямс.
— А эти оба — от одного и того же человека, Фрэнсис. — Леди Люси держала в руках два последних письма, написанных на более дорогой бумаге. — Думаю, их автор тоже был старинным знакомым мистера Харрисона. Он подтверждает, что в Берлине есть тайные общества. Самым секретным и самым влиятельным считается то, которое действует в университете Фридриха-Вильгельма.
Леди Люси уронила письмо на колени.
— Фрэнсис, это же тот самый университет, где учился Чарлз Харрисон!
Пауэрскорт не сводил глаз с письма.
— Продолжай, пожалуйста, Люси.
— Это общество посвящает себя делу и учению профессора истории фон Трайтчке. Слышал ты когда-нибудь о таком историке, Фрэнсис?
— Нет. И это все, о чем говорится в письме?
— Остальное — рассказ об общих друзьях. Большинство из них уже на пороге смерти. А вот — последнее, — леди Люси взяла письмо из маленькой пачки, — оно от того же человека. «Я попытался выполнить вашу просьбу, — пишет он, — и приложил все усилия, чтобы выяснить, является ли названное вами лицо членом тайного общества. Увы, я не смог получить определенного ответа. Тайные общества оберегают свои тайны».
— Это что, образец тяжеловесного немецкого юмора, Люси?
— Возможно. Но вот еще: «Из ответа одного из моих осведомителей можно заключить, что названное лицо действительно является членом общества, поскольку членство в нем не ограничивается лишь периодом учебы в университете, а является пожизненным». Теперь все, Фрэнсис.
— И никакого намека, о ком именно идет речь? — Пауэрскорт снова провел рукой по волосам.
— Нет. Никакой подсказки.
— Видимо, они не хотели доверять лишнюю информацию бумаге, — рассудил Пауэрскорт. — Эти сведения были столь важны, что из-за них совершили убийство. Неудивительно, что получатель письма опасался читать его в своем собственном доме.
— Итак, это мог быть кто угодно, — заключила леди Люси.
— Если судить по тому, что нам известно, — сказал ее муж, — это мог быть дворецкий Джонс, завербованный много лет назад и все эти годы вынашивавший тайные планы. И раз уж речь зашла о Джонсе, последую-ка я его примеру и налью себе, пожалуй, стаканчик виски.
Миссис Мартин в эту ночь не сомкнула глаз. До самого рассвета она ждала, что вот-вот услышит, как поворачивается ключ в замке, но так и не дождалась. Когда над Северным Лондоном встало солнце, бедная женщина решила, что ее сын мертв: должно быть, его сбила машина или он попал под поезд.
Софи Вильямс тоже не спала. Всю ночь она корила себя за то, что мучила Ричарда. Почему она была так невнимательна к нему? Вечно говорила лишь о своих делах в обществе суфражисток да проблемах в школе.
В половине восьмого утра девушка снова стояла на пороге дома Ричарда. Дверь открыла его мать, выглядела она ужасно: лицо постарело от горя и покрылось морщинами, глаза покраснели от слез.
— Входите, пожалуйста, мисс Вильямс. Ричард так и не вернулся.
Миссис Мартин не могла больше сдерживаться и, упав в кресло, разрыдалась.
— Может быть, он ушел, потому что я была с ним слишком строга, — всхлипывала она, с трудом выговаривая слова дрожащим голосом. — Вдруг он погиб, и вот-вот в эту дверь постучит полицейский? Слава Богу, что его отец не дожил до этого дня.
— Не надо отчаиваться, миссис Мартин. — Софи обняла мать Ричарда. — Позвольте, я приготовлю вам чай. Уверена, он обязательно сегодня вернется. Может, им пришлось работать ночью в банке. В некоторых банках такое случается. — Она говорила так, словно была прекрасно осведомлена о положении дел в банках лондонского Сити. — Знаете, — сказала Софи, вернувшись с чашкой чая и тарелкой с печеньем, — после школы я зайду в банк и спрошу там о Ричарде.
— Вы правда это сделаете? Как это любезно с вашей стороны! А потом вы ведь зайдете и расскажете мне, что стряслось? А если я что-то узнаю этим утром, то пошлю записку вам в школу.
Лорду Фрэнсису Пауэрскорту казалось, что он вернулся в прошлое. Он снова был в Кембридже в комнате своего учителя, где столько раз сиживал лет двадцать пять тому назад. За красивым окном купался в солнечных лучах парадный двор. Безупречный газон был разделен на квадраты дорожками, которые вели к другим зданиям колледжа и вниз к реке.
Несмотря на давность лет, привратник у главного входа узнал его.
— Лорд Пауэрскорт, как приятно вас снова видеть, сэр! Добро пожаловать в колледж. Мистер Брук ждет вас, сэр.
Гэвин Брук, вот уже сорок лет старший преподаватель истории в этом учебном заведении, ждал его. Он указал гостю на стул. Сам он тяжело опирался на палку.
— Весьма рад встрече, Пауэрскорт. Как видите, я уже не так легко двигаюсь, как прежде. Колледж гибнет, знаете ли, гибнет.
Пауэрскорт вспомнил, что это была обычная присказка профессора. Любые перемены вызывали у Гэвина Брука лишь недовольство. Он поседел, от прежних лихих усов остались лишь жалкие огрызки.