Банк хранящий смерть
Шрифт:
Пауэрскорт почувствовал, что сколь бы ни велик был авторитет фон Трайтчке в Берлине, он бы никогда не сдал экзамена по истории в Кембридже.
— Значит, вы считаете его плохим историком. Но в чем его недостатки?
Гэвин Брук обвел взглядом книжные полки, заполнявшие почти всю комнату.
— Трайтчке написал «Историю Германии», — сказал он. — Целых пять томов. Вот они у меня на полке. — Брук указал на книжные полки, высившиеся до самого потолка. — Он был плохим историком, потому что был проповедником, а не ученым. Единственное, что я пытаюсь вложить в головы моих студентов, это то, что история не движется прямыми путями. Нации и народы не назначаются Богом или Судьбой владычествовать над другими. Вам отлично известно, сколько чепухи написано, дабы доказать, что история наших островов подготовила нас к мировому владычеству.
Пауэрскорт вспомнил, как нападал Брук на историков, поддерживавших имперские идеи, на тех, кто считали, что Британии предопределено свыше править на морях. А ведь это были его современники. Поговаривали, что за эти высказывания Брука даже незаслуженно обошли должностью.
— Трайтчке проповедовал немецкий вариант той же чепухи, — Брук продолжал обличение своего оппонента. — Предназначение Германии-де — быть главной державой в мире. Вот чему учит немецкая история, согласно разумению этого самого Трайтчке. Конечно, он был слишком глуп, чтобы заметить, что все поставил с ног на голову. Хотел, чтобы Германия правила миром, вот и утверждал, что этому учит история.
«История, — Пауэрскорт вспомнил слова своего учителя, — не есть прямая линия между двумя точками, а скорее череда случайных поворотов на извилистой дороге с многочисленными указателями, направляющими в разные стороны. А иногда, — говорил Брук, — на поворотах указателей нет».
— И вот теперь я хочу спросить, лорд Пауэрскорт, почему вас интересует этот человек?
Гэвин Брук впился в Пауэрскорта проницательным взглядом. «Они не понимают, что мы вырастаем, — подумал Пауэрскорт. — Для него я все тот же двадцатилетний юнец, время от времени пишущий эссе, которые вызывают его одобрение. Для него это было только вчера или позавчера».
Пауэрскорт объяснил, что расследует серию загадочных убийств, произошедших в одном из лондонских банков, и нити этого преступления ведут к тайным обществам в Берлине.
— Тайные общества? — насмешливо переспросил старик. — Конечно, существует тайное общество в честь фон Трайтчке. Кажется, оно было создано лет двадцать назад. Почему же вы меня сразу не спросили?
— Откуда вам об этом известно, мистер Брук? — Пауэрскорт приехал в Кембридж в надежде узнать лишь о том, что за человек был фон Трайтчке, и никак не ожидал, что старому профессору истории, который почти никогда не покидал Кембриджа, разве только, чтобы посетить Оксфорд или Британскую библиотеку, могло быть известно о тайных обществах в Берлинском университете.
— Многие историки об этом знают. — Гэвин Брук не скрывал самодовольства. — В последние годы жизни Трайтчке сам любил похвастаться, надеялся, что общество, основанное в его честь, сделает для возвращения Германии ее истинного места в мире больше, чем все его лекции и книги. У нас здесь был историк из Германии, лет десять назад. Они и ему предлагали вступить в это общество. Он согласился, чтобы узнать, что это такое. А потом рассказывал, что все его члены — немецкие фанатики-националисты. Чем бы они ни занимались, кем бы ни были — профессорами, юристами, дипломатами, финансистами или военными, — они должны делать все возможное, все, что им прикажут руководители, ради будущего величия Германии.
— А у этого общества есть название, мистер Брук?
— Да, Пауэрскорт, конечно. Но, будь я проклят, если я его помню. Однако я вспомню.
Колокола пробили двенадцать, их звук отозвался эхом во дворах и аркадах и затих за рекой. Старик зашаркал к большому застекленному шкафу.
— Шерри, Пауэрскорт? Самого лучшего в колледже? Вино кончилось: проклятый директор сократил деньги на пополнение подвалов.
Пауэрскорт принял стакан, это оказался самый сухой шерри, который он когда-либо пробовал. Он вспомнил, что напиток, которым угощали кембриджские профессора, всегда был таким сухим, что, казалось, царапал нёбо.
— Останетесь обедать? — спросил Брук. — Без сомнения, вам найдется место за нашим столом. Правда, еда ныне паршивая, хотя директор и утверждает, что на нее уходит слишком много денег. Теперь у нас кормят не лучше, чем в какой-нибудь дурацкой школе.
Пауэрскорт решил вернуть разговор назад к Берлину.
— А какого сорта немецким националистом был сам фон Трайтчке, мистер Брук? Он что, хотел завоевать Россию или проглотить Австро-Венгерскую империю?
— Извините, — спохватился старик, наливая по второму бокалу шерри. Рука его немного дрожала, так что несколько капель упали на старые номера «Таймс». — Мне следовало объяснить вам все с самого начала. Он не хотел завоевывать Россию, наоборот — хотел с ней дружить. И с Веной тоже. Считал, что пусть уж лучше австрийцы разбираются со всеми этими балканскими народами, а Германия не ввязывается. — Гэвин Брук подался чуть вперед и уставился на Пауэрскорта как какая-то мудрая птица. — Для фон Трайтчке существовал только один враг — Англия. Англия со всеми ее колониями, ее торговлей, флотом и высокомерием. Он говорил, он проповедовал, что лишь когда у Германии будет флот, способный сразиться с британским, она сможет помышлять о возвращении своего былого могущества. Думаю, он люто ненавидел англичан, этот фон Трайтчке.
Пауэрскорт допил шерри и объявил, что ему пора возвращаться в Лондон. Гэвин Брукс проводил его вниз. Опираясь на палку, он доковылял до будки привратника.
— Надеюсь, я вам немного помог, Пауэрскорт. Расскажите мне, чем все закончится, хорошо?
Пауэрскорт тепло пожал руку старого учителя.
— Я вам очень благодарен, мистер Брук, вы сообщили мне бесценные сведения.
Шагая по старинным мостовым, по которым, держась за руки, прогуливались молодые люди, он вдруг услышал крик у себя за спиной.
— Пауэрскорт! Пауэрскорт! — Старик, хромая, изо всех сил спешил за ним следом. Догнав его, он выкрикнул: — Я только что вспомнил.
Пауэрскорт остановился.
— Я вспомнил название тайного общества, — запыхавшись, выпалил Брук. — Они назвали его по имени какого-то дурацкого марша, который фон Трайтчке сочинил много лет назад — «Песнь черного орла». А заправляет там всем человек по имени Шолл, Гельмут Шолл. Он служит у адмирала Тирпица.
Старик никак не мог отдышаться.
— Тирпиц? — переспросил Пауэрскорт. — Уж не тот ли самый, который хочет создать германский флот?
— Совершенно верно, Пауэрскорт, — кивнул Гэвин Брук. — Я всегда считал, что у вас есть способности к истории.
Сидя в поезде, уносившем его назад в Лондон, Пауэрскорт размышлял о Чарлзе Харрисоне. Во время службы в армии Пауэрскорту не раз приходилось встречать людей, потерявших близких, — для них армия и родной полк становились не только работой, но и заменяли семью. Не стало ли для Чарлза Харрисона, воспитанника университета, где преподавал фон Трайтчке и чьи лекции тот несомненно посещал, немецкое тайное общество заменой семьи, которой у него никогда не было? Общество, посвятившее себя возвеличиванию Германии и питавшее столь лютую ненависть к Англии.