Банк хранящий смерть
Шрифт:
32
Руководитель оркестра оказался высоким, чрезвычайно худым мужчиной лет сорока. Как и многие люди его профессии, он считал, что его таланты не оценены по достоинству. В юности ему предрекали блестящее будущее. Говорили, что он станет великим дирижером великолепного оркестра, в одной из величайших столиц Европы. Даже Вена и Париж не казались тогда недостижимыми. Но прежние мечты с тех пор поблекли. И вот он должен каждый вечер в компании скрипачей-неудачников и непокорных духовых и ударников вспенивать вальсы и мелодии, под которые подают супы и рыбу, жаркое и крем-брюле отдыхающим Брайтона. Иногда, в выделенной ему отелем крошечной мансарде с видом на кухонную свалку, он мечтал, что вот в один прекрасный день распрощается с «Королем Георгом Четвертым» и найдет свое подлинное место в жизни.
— Чем могу быть вам полезен, сэр? — спросил дирижер господина в рыбацком свитере, который хотел его видеть.
Пауэрскорт не стал называть себя.
— Этим вечером я буду в отеле с моей женой. У нас годовщина свадьбы. — Пауэрскорт дружески улыбнулся музыканту. — Я был бы вам весьма обязан, если бы ровно в семь часов вы исполнили одну мелодию.
Он протянул дирижеру листок бумаги.
— Что ж, пожалуй, мы смогли бы выполнить вашу просьбу, — кивнул дирижер. — Мы играли это произведение в прошлом году в Истборне. Надеюсь, что оркестранты не забыли дома партитуры. Обычно они все ноты носят с собой. Иногда, знаете ли, нас просят исполнить совершенно неожиданные вещи.
Пауэрскорт протянул дирижеру десять фунтов.
— Обычно мы такие произведения здесь не играем, — настороженно заметил тот. — Надеюсь, у нас не возникнет недоразумений с управляющим и посетителями?
Пауэрскорт протянул еще десять фунтов. Музыкант повеселел.
— С гостиничным начальством проблем не будет, — заверил его Пауэрскорт. — А о посетителях не беспокойтесь. Это и для их душ будет полезно.
По дороге назад в «Принц-регент» Пауэрскорт почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся. Это был нищий.
— Фрэнсис, что я тебе говорил! Я ведь был уверен, что они в той самой гостинице, из которой ты только что вышел.
Это был Джонни Фицджеральд.
— Джонни, — обрадовался Пауэрскорт, — как замечательно, что это ты! Но как, во имя всего святого, ты об этом догадался?
— Видишь ли, — пустился в объяснения Джонни, — я провел часть последних дней в роли предсказателя судьбы на Западном пирсе. Мне пришлось дать пять фунтов самому великому магу Мерлину, чтобы тот на время уступил мне свое рабочее место, откуда прекрасно видны все эти гостиницы. Я заметил, что на верхнем этаже отеля «Король Георг Четвертый» кто-то время от времени тайком выглядывает из окна.
— Ты совершенно прав, Джонни. Полиция обнаружила их в номерах шестьсот семь и шестьсот восемь. Мы встречаемся у меня для обсуждения наших планов в семь вечера. Собираемся устроить Великий брайтоновский пожар и выкурить их.
Дирижер обвел взглядом ресторанную залу. Она была почти полна. Он заметил, что окна, выходившие на набережную, распахнуты, и попытался найти взглядом человека, который заказал ему музыку, но безуспешно. Они уже и так немного задержались. Он кивнул своим оркестрантам и поднял дирижерскую палочку. Очень осторожно в вечернее небо Брайтона стала подниматься мелодия третьей части Девятой симфонии Бетховена.
А в четырехстах ярдах от ресторана управляющий «Короля Георга Четвертого» чувствовал себя в эпицентре кошмара. Альберт Хадсон служил в «Короле Георге Четвертом» уже почти пятьдесят лет. Совсем скоро они с женой смогут удалиться на покой и поселиться в маленьком коттедже, который приобрели неподалеку от Рингмера — подальше от моря, этих проклятых туристов и засилья вульгарности, которое ныне, как ему казалось, задает тон в Брайтоне.
Весь день люди, называвшие себя полицейскими, шныряли вокруг его отеля. Его отеля. А потом появились другие налетчики, объявившие себя пожарными. До этого дня худшей неделей своей трудовой жизни Хадсон считал ту, когда в отеле поселились два индийских махараджи, каждый с внушительной свитой, в основном из особ женского пола, вывезенных из Парижа. Индусы никак не могли поделить одну молоденькую девицу, а прочие меж тем сцепились друг с дружкой. Это был кошмар! И вот теперь на его голову обрушались полчища молодчиков самого подозрительного вида. Впрочем, среди собравшихся был один вполне респектабельный господин, назвавшийся старшим констеблем Суссекса. Альберт Хадсон даже допускал, что где-то видел его прежде. А еще был некто в костюме для крикета, заявивший, что он-де старший инспектор. И бродяга-оборвыш, по которому кутузка плачет. И господин в рыбацком свитере, который всем заправлял. Какой-то юноша непрерывно что-то зарисовывал в блокноте. Хадсону показалось, что он рисовал пожарные машины. Вдобавок еще один человек, тоже выдававший себя за пожарного, а в конце стола восседал господин с мягким взглядом, заявивший, что он прибыл от самого премьер-министра.
Альберт Хадсон решил до последнего дыхания защищать честь и по возможности имущество своего отеля.
— Прошу простить меня, джентльмены, если я не верно вас понял. Пожалуйста, прошу меня простить. Правильно ли я понял, что вы собираетесь поджечь отель?
Пауэрскорт вздохнул. В мыслях он был за четыреста ярдов от своего номера — на набережной Брайтона.
Тут вмешался старший констебль и голосом, который его домашние между собой называли «гласом, оглашающим Акт о подавлении мятежа», обрушился на управляющего:
— Мой дорогой Хадсон, — начал он, потирая ладони, — конечно, для вас это все весьма неожиданно. Поверьте, мы вовсе не собираемся поджигать ваш отель, а лишь предполагаем организовать что-то вроде несчастного случая, где дыма будет больше, чем огня. Нам необходимо выкурить пару злодеев, которые похитили жену лорда Пауэрскорта и держат ее в заточении у вас на шестом этаже. Это надо сделать максимально быстро, чтобы похитители не успели убить свою пленницу. Возможно, лорд Пауэрскорт соблаговолит показать вам записку, которую эти негодяи оставили в его доме пару дней назад.
Пауэрскорт порылся в кармане.
— Вам совсем не обязательно быть в курсе дел Банка Харрисонов, — заметил он. — Это конфиденциальная информация. Но из письма вам станет ясно, что они собираются сделать с моей женой.
Он протянул записку. Альфред Хадсон прочел два последних предложения и побелел как мел.
Третья часть Девятой симфонии Бетховена начинается со вступления, похожего на гимн.
Именно во время исполнения этой симфонии в лондонском Альберт-Холле лорд Пауэрскорт пять лет назад сделал предложение леди Люси. Он помнил, что не осмеливался произнести положенные слова вслух и написал их на обрывке газеты, так как опасался, что если не Бог, то Бетховен обрушит на него свои громовые раскаты.
Дирижер был доволен оркестром. Как знать, может, это исполнение положит начало переменам в его карьере? Услышав первые такты, посетители ресторана оторвались от своих лобстеров и устриц. «Возможно, тот господин в рыбацком свитере и был прав, — подумал дирижер. — Эта музыка пойдет на пользу их душам».
Наверху на шестом этаже леди Люси ловила каждый долетавший звук. Она понимала, что Бетховен не входит в обычный репертуар ресторанных оркестров. Это не вальс и не какая-нибудь веселенькая пьеса. Хотя леди Люси была связана, но всем телом подалась к окну. Ее охранник тем временем читал иностранную газету.