Банк страха
Шрифт:
Глава 19
Официальному Вашингтону хватило нескольких часов, чтобы переварить новость о смерти Правителя. К специальным выпускам последних известий в половине двенадцатого телекомпании успели собрать экспертов, согласившихся в том, что это убийство было неизбежным, и даже странно, что он протянул так долго. Наиболее вероятными заговорщиками считались мусульманские экстремисты, просочившиеся в президентскую гвардию. Одна из групп иракских эмигрантов, базирующаяся в Париже, успела взять на себя ответственность за убийство. Иранское правительство опубликовало краткое заявление, отрицающее свою роль в убийстве и тем возбудившее подозрения в обратном. Израильские власти также отозвались на слухи о своей возможной причастности к этому делу кратким заявлением «без комментариев». Таков уж Ближний
Где меньше всего в Вашингтоне можно было ожидать увидеть свет этой ночью, так это в адвокатской конторе «Хаттон, Марола и Дьюбин». Тем не менее Роберт Хаттон, услышав новость около пяти часов пополудни, извинился перед своими партнерами, с которыми обсуждал прием на работу новых сотрудников, и удалился к себе на верхний этаж, где и оставался почти до полуночи. Хаттон устроил рабочее место в своем бронированном клозете, где хранились важнейшие документы. Он принес туда стул и маленький столик, после чего запер стальную дверь изнутри, чтобы никто не помешал ему работать. Несколько часов он разбирал юридические документы по пяти корпорациям, созданию которых он содействовал несколько лет назад. Это были типичные фиктивные, подставные корпорации, номинальные владельцы которых не имели ничего общего с лицами, фактически их контролировавшими. Две из них были зарегистрированы на Багамах, еще три — в Панаме. По каждой из них он просмотрел статьи, посвященные регистрации, а также полученные от местных адвокатов в Нассау и Панама-Сити юридические заключения о распределении активов в случае изменения статуса. Потом он обратился к другим документам, касавшимся небольшой кучки компаний, номерных счетов и инвестиционных фондов; они входили в невидимую сеть организаций, управлять которой он помогал.
Существует правило, согласно которому любой бизнесмен, даже самый никудышный, заслуживает того, чтобы в юридических делах его представлял профессионал. Все эти годы у Хаттона было больше, чем у какого-либо другого адвоката, оснований усомниться в этом правиле, но он принимал его как жизненную данность. Стоило снять внешний лоск с какой-нибудь юридической процедуры — и у людей, обладающих деньгами, могли начаться проблемы. Кроме того, если бы люди все делали открыто и в соответствии с законами, то зачем бы нужны были юристы? Юрист — это тот, кто улаживает неясные дела. И действительно, ему приходилось такие дела улаживать. Если компания зарегистрирована на Каймановых островах, то важно было точно знать, каким она должна удовлетворять юридическим требованиям со стороны местных властей. Если средства перечислялись с одного счета на другой, то каждый шаг этой процедуры должен был осуществляться в строгом соответствии с местными требованиями. Суть юридических дел, как и суть устройства автомобиля, заключалась в деталях. И когда дело сделано, машина должна работать плавно, бесшумно и чисто.
В девять часов Хаттон сделал перерыв на обед в Афинском клубе, в нескольких кварталах от работы. Высокий и худой, он шествовал по улице с некоей аристократической надменностью, не обращая внимания на бездомных в парке, которые выпрашивали у него мелочь. В святилище клуба его приветствовал мэтр — достойный пожилой палестинец, надевавший смокинг даже к завтраку, — и проводил за его обычный столик в глубине зала у окна. Хаттон твердо придерживался установленного порядка. Он заказал всегдашнюю водку с мартини и задал мэтру обычный вопрос, какое блюдо он сегодня посоветует.
— Сегодня очень хороша рыба-гриль, сэр. — Это также был обычный ответ; мэтр знал, что мистер Хаттон всегда предпочитает рыбу-гриль.
— А как насчет дыни? — Это было уже не так однозначно; с дынями могли возникнуть трудности.
— «Белые мускатные» не очень сладкие, но «креншоу» сегодня хороши.
И как это они здесь, в Афинском клубе, узнавали, какие дыни хороши. Это же надо надрезать каждую!
— Хорошо, тогда принесите «креншоу», — сказал Хаттон.
С его места Хаттону хорошо была видна серая громада старого здания Правительственных учреждений с фасадом цвета слоновой кожи. В этом здании он бывал много раз — беседовал с сотрудниками Национального совета безопасности по вопросам государственной важности, возникавшим в его юридической практике. Это была одна из форм его
13
Государственные интересы (фр.).
Расправившись с рыбой и дыней, Хаттон вернулся в свой стальной склеп и еще раз удостоверился, что все важные документы в порядке. Потом он набросал текст трех телеграмм для отправки наутро. Первая адресовалась человеку, который много лет назад был назначен доверенным лицом по нескольким счетам в одном женевском banque privee. [14] Он подтвердил этому доверенному лицу, что полученные им при открытии счетов полномочия все еще действуют и он, таким образом, продолжает контролировать эти счета. Вторая телеграмма была адресована женевскому частному банкиру, который вел эти счета, и содержала предупреждение об ожидаемом скором визите доверенного лица и подтверждение существующих условий управления средствами. Третья и последняя телеграмма адресовалась в лондонский офис Назира Хаммуда и подтверждала, что все необходимые распоряжения сделаны в соответствии с тем, что обсуждалось ранее.
14
Частный банк (фр.).
Хаттон написал текст каждого послания на официальной бумаге, вложил их в конверт и запер конверт в ящик стола секретарши. Он оставил ей записку с распоряжением отослать утром эти три сообщения шифрованной электронной почтой. Покидая свой кабинет за несколько минут до полуночи, Хаттон увидел, что в старом здании правительственных учреждений темно. Как всегда, он обошел этих бюрократов на повороте.
Глава 20
Первым из Багдада вернулся профессор Саркис. Он приехал в Лондон на следующий день после убийства Правителя. Один из вице-президентов «Койот инвестмент» — англичанин — решил, что в компании должен быть объявлен траур, и в этот день офис был закрыт. Саркис немедленно отменил это решение и велел своей секретарше обзвонить всех иракских сотрудников и вызвать их наутро на работу. В «Койот инвестмент» будет обычный рабочий день, жестко сказал он, и все иракские сотрудники должны быть на местах. Профессор Саркис собирался выступить перед ними в десять тридцать в кабинете мистера Хаммуда. К удивлению Лины, она тоже оказалась в списке вызванных.
Доверенные сотрудники молча собрались в кабинете Хаммуда. Вчерашнее ликование кончилось. Над столом Хаммуда по-прежнему висел портрет Правителя, обтянутый черной материей. Профессор Саркис вошел из соседнего кабинета и остановился перед сотрудниками. Вид у него был такой, словно после отъезда из Лондона он месяц пробыл в пекле. Его худое лицо опухло, он хромал на одну ногу. Его глаза были прикрыты черными очками.
По обе стороны от него встали два иракца, которых Лина никогда раньше не видела. У них были холодные глаза и нехорошая кожа, как у юношей, выросших в военных лагерях. Весь их облик говорил о том, что они из секретной полиции: чересчур новые костюмы; рябые лица, не привыкшие к регулярному бритью; крепкие руки и ноги. Они стояли рядом с профессором Саркисом, покачиваясь на ногах, и было непонятно, подчиненные ли это Саркиса или его хозяева.
— Мы переживаем печальные дни, — начал он, кивнув в сторону задрапированного портрета над столом. — Наш любимый Правитель умер, и я знаю, как тяжело сейчас на сердце у каждого араба-патриота. Но мы выполним наш долг — как иракцы и как сотрудники нашей компании. Мы будем продолжать работу. Все меня поняли?
Стоящие в кабинете закивали. Негодяй Юсеф, ставший, видимо, первым подпевалой, не удержался и сказал: «Нам, сиди» («Да, господин»); то же самое пробормотали еще несколько молодых людей.