Банкир
Шрифт:
— Какая история, Дор! Что ты бедной девушке голову морочишь? Это и есть твое пребывание в морском спецназе?
— Нет. Это я байку травил.
— Врал?
— Милая барышня… Байка — это, как говаривал Бургомистр…
— Какой Бургомистр?
— Из фильма. «Тот самый Мюнхгаузен…» Помнишь?..
— Смутно.
— Байка — это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле. А с боевыми пловцами… С ними все было прозаичнее и строже.
— Рассказывай.
Глава 43
— Всю эту эпопею со следователем наблюдали люди заинтересованные. Они же провели и свое расследование. Родители —
— Не у всех и не всегда.
— И это так. Но правила есть правила. Ко мне подошел лейтенант, разговорились — о плавании. Он, как оказалось, мастер спорта по подводному.
Предложил попробовать, дескать: может, выступишь на соревнованиях за часть… А мне даже интересно стало понырять… Начал работать с аквалангом. Удачно. Тем временем вся наша группа была отправлена обратно под Москву, кроме меня и Саши Бойко: по иронии судьбы, он тоже оказался под пристальным вниманием ГРУ и тоже, как потом выяснилось, подошел. Сашка был постарше меня — «вундер», но одного призыва; он английский знал, да и каратэ в студенчестве баловался…
— А откуда он?
— Крымский. Сама понимаешь, остаться под Севастополем ему хотелось куда больше, чем мне, он и старался. Потом… Потом нас просто спросили — хотим ли мы быть зачисленными в группу пловцов…
— А приказать не могли?
— Могли, а что толку? Человеческая психика так уж устроена, что каждому хочется туда, куда не всех пускают. И пусть там, за плотной завесой тайны и секретов, вовсе не мед ложками, а совсем наоборот, человека возвышает принадлежность к некоей корпорации, особенно если корпорация эта не идеологическая в своей основе, а боевая… И служит государственным интересам, а значит — всем людям страны. И как бы там ни было наверху, во власти, а внутри группы действует один старый закон: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна…» И потом… Практически нам предоставлялась почетная возможность при неудаче любой операции безымянно погибнуть, раствориться где-то в просторах мирового океана, а у девятнадцатилетних пацанов лучше на это спросить согласие.
В собственную гибель в этом возрасте, как правило, никто не верит, но вполне допускает ее возможность. При всех этих условиях группа становится единым боевым целым. Да и обучение, как выяснилось, велось в расчете на будущую долголетнюю службу: срочники, как правило, получали летех, если с «верхним», или мичманов, если со школой, и продолжали нырять. Да и наше с Сашкой «любительское» обучение нырянию с аквалангом преследовало, кроме чисто технической, вполне конкретную цель: прояснить, что мы за люди и как сочетаемся с уже набранными и работающими в группе бойцами.
— Короче, когда вас спросили, вы оба дали согласие.
— Естественно.
— Как здорово! Это вы были вроде «Альфы»?
— Не совсем. «Альфа» была могучая спецгруппа, многоцелевая. Вернее — была и есть. Создавалась она первоначально как чисто антитеррористическое подразделение, впоследствии «интересы» группы расширились. Кроме универсально подготовленных бойцов, в «Альфе» были сформированы и группы «узких специализаций» — аналитики, психологи, специалисты по ведению переговоров, были и боевые пловцы. Кстати, по основной специальности — антитеррор — группа «Альфа» до сих пор не имеет себе равных в мире по чистоте и блеску проведения операций по освобождению заложников: только положительный результат и никаких потерь ни среди личного состава, ни среди захваченных людей. Но мы были — флотский спецназ, с другими задачами.
— И что, с «Альфой» вы никак
— Почему же… И с «Альфой», и с «Вымпелом» — проводили совместные учения по принципу: мы — «супостаты», условный противник, они — «хорошие парни». И — наоборот.
— И кто побеждал?
— Когда подключались наши «старички», fifty — fifty.
— А я думала, круче «Альфы» нет!
— В определенных операциях — так оно и было. Но на флотах группы боевых пловцов были сформированы на три года раньше «Альфы», еще в семьдесят первом, приказом главкома ВМФ Горшкова. Вообще это грустная история и сильно завязанная на политику. В свое время еще Георгий Константинович Жуков начал создавать армейский спецназ под крышей Главного разведывательного управления Генштаба.
Жуков, без сомнения, был великим полководцем, да и опыт войны говорил ему о том, что боевые действия наиболее успешны, когда их ведут профессионалы. По сути дела, части СС и особые подразделения вермахта были профессионалами; наши воины превращались в профессионалов по ходу боевых действий, «большой кровью».
Но когда это произошло, Советская Армия стала непобедимой. Создание специальных подразделений диктовали и опыт, и здравый смысл. Но этого-то и испугался Хрущев. В свое время именно Жуков осуществил арест и изоляцию Лаврентия Берии на одной из баз ВВС под Москвой, о которой всеведущий и всемогущий руководитель МГБ понятия не имел! Именно тогда армия и ее разведка заявили о своем подлинном послевоенном могуществе. По сути, именно Жуков привел к власти и Хрущева, и партноменклатуру. Но… Таков уж закон власти: правители освобождаются от людей, преподнесших им корону; трон единичен и не терпит обязательств ни перед кем. В будущем Брежнев так же, «мытьем или катаньем», освободился от «соратников», которые участвовали в заговоре против Хрущева…
А тогда… Прославленного маршала обвинили в подготовке государственного переворота, создание спецназа поставили ему в вину; после отставки Жукова армейский спецназ попал в опалу у высшего партийного руководства. Только когда Брежнев почувствовал себя у власти достаточно уверенно, эти подразделения стали мало-помалу возрождаться.
Ну а что касается нашего, то… Мы были не «чистые» подводники, скорее — «амфибии». Основная цель — скрытно проникать на наземные или водные объекты противника и выводить их из строя, прежде всего командные пункты, системы управления войсками… Естественно, могли выполнять и сопутствующие задачи…
— Например?
— Например, скрытно доставлять оружие и боеприпасы, захватывать силами двух-трех групп плацдармы для успешной высадки морской пехоты… Но такое наше использование было… как бы это сказать… все равно что гвозди забивать если и не компьютером, то магнитолой «Панасоник». Японской такой сборки.
— Слушай… А в боевых действиях ты участвовал?
— Не вполне в боевых и не вполне в действиях… Да.
— В Афгане?
— Да я там не был никогда! Там и моря-то нет! А пловец-диверсант в арыке — это болотная кикимора, а не боец!
— А где?
— Моряку моря мало не бывает. В основном у берегов Африки. Дружественный нам Южный Йемен, Ливия, Мозамбик. Порой мы работали просто как «извозчики», порой — как обычный армейский спецназ. А вообще «отрабатывались» прежде всего на возможный черноморский и средиземноморский театр военных действий.
— А на хрена вас тогда в Африку гоняли?
— Необстрелянный боец — еще никакой боец. И пока он не побывал в реальной боевой работе, никто не сможет сказать, как он себя поведет, если над ним пули засвистят. В том числе — он сам. Помнишь, в «Бриллиантовой руке»? «Человек способен на многое…»