Банкир

Катериничев Петр Владимирович

— Проходите. Третье купе.

Герман нырнул в вагон, а вскоре поезд тронулся.

* * *

К вагону мы подошли, когда проводник уже прихлопывал дверь. Но билеты рассмотрел не торопясь, с профессиональной солидностью: спальный вагон в этом поезде — единственный! Лена молодец — не забыла ему улыбнуться, — и он готов был провожать ее до купе, забыв и обо мне, и о незакрытой двери тамбура…

— Как это тебе удается?

— Дор… Улыбка — мой стиль.

— А-а-а…

— Что — «а-а-а…»? Вот как тебе удается? Попали в какую-то гнусную бодягу, едва ноги унесли, а ты продолжаешь молчать, как рыба об лед, да еще с невозмутимым видом, дескать: «Все идет по плану!» Знаешь, ты похож на нашего премьера!

— Вообще-то я делово-о-ой…

— Слушай, деловой…

Вошел проводник с дымящимся чаем в тяжелых подстаканниках. И есть сразу захотелось — как из пушки!

— Скажите, у вас колбаса имеется? — Лена словно угадала мои мысли.

— Сырокопченая.

— Отлично!.. А… А вы не могли бы организовать нам завтрак? Командировка, продукты не успели купить…

Проводник понимающе улыбнулся, кивнул. Все понимание, надо полагать, свелось в его голове к простому и немудреному, проверенному многолетней практикой: действительно, командировочные, от какой-нибудь фирмы иноземной с представительством в Москве; девка — явно за главную, мужик — при ней, хотя и старше… Видно, от мужа или мужика постоянного оторвалась в отъезде, всю ночь с этим протрахались, как кролики, до синих кругов под глазами, едва на поезд не опоздали, деньги — казенные, раз взяли «люкс», да и ехать сутки, хочется оторваться напоследок… Краля, наверное, у шефа фирмы в любимых козочках ходит, вот и шикует… Хотя — если б не такие, то и заработка никакого в СВ давно бы не было: на подсадных особо много не накрутишь… Народ на подсадку простецкий, все больше в плацкарту норовит… Подешевле и побольше… Да и вообще — народец такой: ему всегда надо много, дешево, лучшего качества и навсегда… А здесь — тариф: тройной счетчик. Хочешь кайфово доехать — все будет, только плати!

Не убирая приятной улыбки, халдей произнес:

— Сделаем. Что-нибудь для аппетита? Коньяк? Водка? Мускат?

— Коньяк не на товарном дворе разливали? — поинтересовался я с невинным видом.

— Ну что вы… — Проводник сделал на миг обиженною лицо. — У нас ведь даже депутаты ездят… Армянский, ереванского розлива.

— Тогда — ой…

— Не понял?

— Бутылочку присовокупите…

— А мне, — вмешалась Лена, — мускат и… Груши у вас есть?

— Груш нет. Не сезон.

— А на что сезон? Проводник пожал плечами:

— Бананы.

— На них теперь — всегда сезон, — вздохнула девушка. — Давайте бананы. — Она махнула рукой так, словно ей предложили под мускат горькую редьку.

— Что под коньяк, кроме колбаски? Есть копченый палтус, ветчинка свежайшая, своя, балычок…

— Давайте на ваше усмотрение.

— Э-э-э… — замялся проводник. — На какой класс, так сказать, рассчитываете?

— На высший, — вмешался я. Добавил:

— Решите сами. Люди мы не богатые, но состоятельные, — и улыбнулся этому Сусанину в стиле «чи-и-и-из», это когда глаза — холодны, изучающи и равнодушны.

— Сделаем, — посерьезнел халдей. Но удалился, внутренне сияя. Одно он точно перерешил: то, что главный здесь все-таки я. А впрочем…

— Обдерет, несмотря на твой жизнеутверждающий оскал, — прокомментировала Лена.

— Работа у него такая, — пожимаю плечами.

— Ты даже не соизволил поинтересоваться, сколько у меня бабок, кавалер, понимаешь.

— Интересуюсь: сколько?

— Два «лимона». И — заначка, как у всякой порядочной девушки.

— Велика заначка?

— Пять сотен.

— «Зеленью»?

— Естественно.

— Доедем, как цари египетские!

— Не выражайся!

— Не буду. Может, цыган закажем?

— Лучше сигарет. У меня — все.

— Милая барышня, для вас — хоть луну с неба.

— Вот луну как раз и не надо. Помнишь, у Чехова? Что важнее, луна или солнце?..

— Луна! Солнце светит днем, когда и так светло, а луна — ночью.

— Сережа… Я все же никак не могу понять, кто же ты такой… Умный, образованный, храбрый…

— Милая барышня, вы преувеличиваете мои достоинства.

— Вряд ли. Слушай, а как все-таки твоя фамилия?

— Дорохов. Я разве раньше не сказал?

— Смолчал. Скрыл. Значит, Дор — это от Дорохов.

— Ага.

— Дорохов…

После легкого предупредительного стука дверь приотворилась, появился проводник. Принес коньяк, бокалы, нарезанные «до слезы» палтус и балык, сырокопченую… Яства были щедро обложены свежей зеленью.

— Богато, — прокомментировал я.

— Да вы прямо маг! — не удержалась от радостного восклицания Лена.

Мужчина загадочно улыбнулся, с заговорщицким видом извлек из-под салфетки… грушу. Крупную, желтую, налитую соком.

— Вот это да!

— Не буду вам мешать. Да… Я тут картошечку варю, для себя, вы не против, горяченькой?..

— Еще как не против!

— Значит, через полчасика.

— Деликатный он наш — чем это мы можем заняться на полчасика, кроме как коньяк разлить… — хмыкнула девушка, когда гарсон удалился.

— Ну почему же… Можем еще и выпить.

— Тогда — разливай!

Я расплескал коньяк, выпили. Тепло разлилось как-то сразу, стало легко…

Закурили две крайние сигареты.

— Знаешь, Дорохов… Такое впечатление, что все, что было ночью, — будто не было… Или было, но не с нами… Но ведь оно было?! А мы болтаем так, словно люди не убивали друг друга…

— Понимаешь…

— Понимаю. Я все понимаю. Но… Знать, понимать — это одно… То есть когда по телевизору или по радио… А ощущать на себе… Если честно, то мне было жутко страшно!

— Но ведь все прошло…