Бантик
Шрифт:
Помню, были моменты проявления дружелюбия. Те, что постарше, часто давали ей варёную рыбу, и она словно оживала, эта Дашка, бежала, как игривый маленький котёнок к тарелке, а после устраивалась на кресле и спокойно спала до следующего приёма пищи. Вот тут-то я и мог позволить себе подойти поближе, один раз даже лёг с ней рядышком, так мягко и тепло было…
Черепаха
Вы когда-нибудь
– На, Мотя!
Оно бежало так «быстро», что я даже успел посидеть, полежать, снова посидеть, чуть не уснул между кухней и залом, откуда хорошо было видно, как «торопился» камень. Это было долго, но он достиг пункта назначения… Мама дала этому существу капусту и еще что-то невкусное, похожее на мой корм. Нет, это не мой, но на всякий случай пошёл свою еду охранять.
Глава 3
Мои люди
Моя настоящая жизнь началась именно с этих новых четверых «больших» и с этого нового дома. Здесь я чувствовал себя идеально, наверное, это и есть смысл жизни маленькой собачки – ощущать такое счастье и заботу. Я часто слышал от «больших», что постарше, разговоры про других чужих «больших», и они говорили: «Что за люди такие?» «Вот нелюди!» «Какие хорошие, честные люди.» «Ты же умный человек!» «Да, он у меня человек трудолюбивый!» и ещё много-много всяких похожих слов. Не знаю, в какой именно момент я понял, что все «большие» и есть люди, но наконец усвоил новое слово. Со временем я стал хорошо понимать слова моих людей. Я знал, когда они говорят со мной, а когда лучше помолчать и не мешать. Под их разговоры вечерами я обычно дремал от усталости – так хотелось понять каждое слово, уловить смысл.
Самый важный человек в моей жизни была мама. Она была молодым, энергичным, но тревожным человеком. У неё было много забот помимо меня. Она часто уходила, приходила, что-то готовила, ругалась на Кирюшу. Они долго сидели за столом, писали, читали, решали, резали, клеили, лепили, слушали. Потом она кормила меня, рыбок в аквариуме, черепаху, гуляла со мной, потом опять куда-то уходила, приходила. Поливала цветы, с кем-то говорила по телефону, что-то печатала, гремела посудой, шуршала веником. И так целыми днями. Она возила меня к ветеринару, стригла мне ногти, чистила уши, купала, брала с собой в гости, покупала мне маленькие сапожки и костюмчики, вязала свитеры.
Кирюшу я просто любил. Я не чувствовал в нем защиты и уверенности, но он был частью семьи, и если кто-то кого-то обязан был защищать, то это был я. Ему было шесть лет, когда я у них появился. Как же я не любил его школу и эту ужасные уроки. Времени на меня у мамы стало намного меньше.
Со мной часто гулял только дедушка, а на бабушку легли обязанности по моему кормлению.
Папа… О, это желанное, родное слово. Он меня забрал и привёз в новый дом. Я испытывал нескончаемую благодарность к этому человеку. Жаль, что он подолгу отсутствовал. Иногда его не было неделю, а порой месяц. Он приезжал, и я радовался ему, как никому другому. Я так тонко, пронзительно и протяжно визжал, что у меня почти получалось пропеть «Пааа-паа». Когда он был дома, всё крутилось, вертелось, светилось! Он был всегда весёлый, шутил и смеялся. Мама с папой никогда не ругались, и воздух в квартире был наполнен надёжностью и заботой. Настолько я зависел от своих людей, что считал своим долгом не упускать их из виду и следовать за ними всюду.
Бантик
Однажды я узнал, что бантик это не только моё имя, но и непонятная тряпочка в виде моих ушек, которую мама зачем-то надела мне на шею. Получив такой атрибут, я очень гордо сидел с поднятой головой, даже боялся пошевелиться. Мама навела на меня тёмный предмет, нажимала на нём пальцами, потом долго рассматривала.
– Бантюша такой красивый! С белым бантиком в горошек, настоящий джентльмен. Ну попозируй мне еще, сейчас фотографию отправлю всем, пусть обомлеют от твоей милоты, мой красавчик!
У меня появилась целая коллекция таких бантиков. Я не видел особых различий, но мама их называла по-разному: «Так, сегодня будешь в голубом», «сейчас в красном гулять пойдёшь». Так как моих вещей у меня было не так уж много – лежанка, тарелки, да пара игрушек – я этими бантиками очень дорожил и снимать не хотел.
Конец ознакомительного фрагмента.