Бар «Безнадега»
Шрифт:
– Окей, - киваю и лезу в карман за ключами. Вспомнить бы, где припарковала... Кажется…
Брелок пикает, на другом конце сквера светит фарами мой малыш, мой красавец, свет очей моих.
Я улыбаюсь и обхожу мужика, иду к моему мальчику, к моему сексуальному засранцу.
– Ты же не хочешь сказать, что… - доносится в спину. – Его голос будто бы стал другим, не таким, как был. Выше, тоньше.
– Я молчу, если ты не заметил, - бормочу себе под нос.
За спиной слышатся шуршание асфальта, и я ускоряю шаг, успеваю
– Не глупи, - кажется Шелкопряд качает головой. – Вызови такси и езжай на нем.
– И оставить любовь всей своей жизни здесь?
Мне даже не верится, что он это предложил, что мог подумать, что я брошу моего чудесного во всех отношениях мальчика тут. Одного. В темноте и лужах.
Но мужик кажется серьезен, и мне не особо нравится его серьезность, и спорить с ним я тоже не очень-то хочу, а рука на плече начинает раздражать.
– Предпочтешь оставить свой труп на обочине?
Он продолжает держать, а я продолжаю стоять на месте. Зачем с дураками спорить?
– Предпочитаю не делать ни того, ни другого, - я просто касаюсь лба Шелкопряда. Быстрое прикосновение, легкое, едва заметное и… и он застывает, пойманный в ловушку времени. Сейчас конкретно для него времени нет, он вне его. Выпал. Минут на пять.
Я улыбаюсь, целую кончики собственных пальцев, выкидываю бутылку в урну, надеваю сначала гарнитуру, а потом и шлем, поправляю рюкзак.
– Я хорошо вожу, - бросаю через плечо, уже сидя на своем любимом мужчине. Ревет мотор, плачет в ушах Лана дель Рей, и я срываюсь с места. Оборачиваюсь, в тот момент, когда выезжаю на дорогу, чтобы еще раз посмотреть на искателя…
Ну мне правда нравится на него смотреть.
…и с удивлением понимаю, что Шелкопряда нет на том месте, где он стоял секунду назад.
Силен, зараза.
Почему-то от этой мысли улыбка расползается по губам, и я прибавляю газ. А потом прошу прекрасную Алису набрать номер любимой пиццерии, потому что вспоминаю, что кроме просроченного сырка, льда и… пожалуй, льда в холодильнике ничего нет. Заказываю «Маргариту» на толстом тесте с салями и двойной порцией халапенью, чтобы плакать, как побитая шлюха.
Мне ехать пятнадцать минут, а пиццу обещают доставить через полчаса, значит, у меня даже есть несколько минут на душ.
За время дороги я успеваю протрезветь и снова опьянеть от скорости, света и скользкого асфальта. Но когда все-таки слезаю с мотоцикла меня ведет. Сильно ведет в сторону, поэтому на душ уходит гораздо больше, чем я рассчитывала.
И звонок в дверь застает на полпути из ванной к шкафу.
Приходится тормозить, брать с полки телефон и открывать дверь. Рот наполняется слюной с первым поворотом замка, к последнему – я готова сожрать и того, кто стоит за дверью.
– Ва-а-а-ш-а…
Там парнишка. Лет двадцати. Смотрит на меня, примерно также, как я смотрю на термо-сумку в его руках. Причина такого поведения мне непонятна, и не то чтобы очень хотелось ее узнавать, поэтому мальчишку приходится торопить.
Он отчего-то мнется, пытается что-то сказать, мычит, то бледнея, то краснея, хрипит и странно булькает, переступает с ноги на ногу.
Но через пятнадцать минут я и моя пицца идем к дивану. Я краем глаза ловлю свое отражение в зеркале и икаю. Потому что мальчишке дверь я открыла в нижнем белье. И не особенно это белье можно назвать целомудренным.
Ну да и ладушки. Я же говорю, со мной бывает, я зависаю, потому что, видимо, у меня внутри что-то сломано.
Но и это волнует мало, больше волнует остывающая пицца.
А вечером следующего дня я сижу в ресторане за столиком и пытаюсь удержать на лице живейший интерес. Напротив сидит… Не знаю, как его назвать… мужик сидит. Спонсор типа. Такой себе дядька. У него на запястье сверкает Патек...
Сверкает специально, чтобы я заметила и оценила. Я заметила. Оценила.
Ну, так себе, середнячок.
…на парковке – конечно убогий Хаммер. Мужик молодится: ему за сорок, но выглядит он неплохо. Поджарый, ухоженный, но пренебрегает маникюром, что выдает прошлое дядьки с головой. А может и не выдает, может я просто предвзято сужу. Костюм тоже неплох, скорее всего ручной работы, сорочка белая, шелковая, волосы а-ля небрежно взъерошены, но на самом деле ни фига они не взъерошены. Дядька гладко выбрит и.. смертельно скучен.
Он заказывает устриц и Гранд Кюве. Делает это с таким видом, будто сейчас откроет мне тайну мироздания и феерию вкуса. Смотрит на меня, как на студентку из глухой провинции, считающую фастфуд рестораном, а вино за триста рублей из пакета – действительно вином.
Проблема в том, что я не из провинции, фастфуд воспринимаю, как фастфуд, а шампанское и моллюсков не люблю. Мне доставляет мало удовольствия глотать скользкую, сопливую дрянь с лимонным соком, отдаленно напоминающую рыбное суфле, и делать при этом восторженный вид. Еще меньше удовольствия доставляет шипучка, после любого количество которой дико болит голова. К тому же ресторан откровенно так себе, и я не уверена, что устрицы свежие, а шампанское – не дешевая подделка. Здесь даже пианист за роялем откровенно лажает, наигрывая что-то смертельно-попсовое.
Я давлю тяжелый вздох, потому что больше бы радовалась жареной картошке, селедке, бутылке текилы и простывшему джазу, чем вот этому вот всему, и возвращаю взгляд от неумелого музыканта к дядьке.
Он небрежно отпускает официанта и продолжает смотреть на меня этим своим взглядом: «детка-я-покажу-тебе-весь-мир». Хотя мы оба знаем, что сегодня он рассчитывает показать мне свой стручок и пару колокольчиков, идущих в базовой комплектации.
Как будто меня можно удивить членом и размером понтов.