Бар «Безнадега»
Шрифт:
– Как я могу потеряться, Зарецкий? Мне пять лет, что ли… Да и до маразма еще далеко.
– Уверена? – щурюсь на девчонку, и маленький кулак прилетает мне в плечо. – Ага, очень больно и страшно, - кривлю губы в подобии улыбки.
– Я стукнула тебя не для того, чтобы напугать или сделать больно, - ворчит Лебедева. Потом вздыхает и поясняет: – Я стукнула тебя, чтобы показать, что возмущена. Знаешь, люди иногда так делают. Я имею в виду нормальные люди.
– То есть я не нормальный?
– То есть ты не человек.
–
Спрашиваю и вглядываюсь в лицо девчонки. Мы никогда, на самом деле, не обсуждали с ней эту тему. Она просто не спрашивала, а я не считал нужным заводить разговор первым. Но я знаю, что она знает. И она знает, что я знаю, что она знает.
– Расслабься, Зарецкий, мне все равно.
Я принимаю такой ее ответ. Он меня более чем устраивает. С большой вероятностью Дашке совсем не все равно, но она говорит то, что говорит, потому что знает, что это именно то, что я хочу от нее услышать. Потому что так ей безопаснее. Дашка очень часто поражает меня именно вот этой своей осторожностью и пониманием.
Мы идем молча какое-то время, а потом девчонка вдруг поднимает на меня взгляд и задает вопрос, который застает меня врасплох, потому что тема странная. С учетом того, кто именно спрашивает и у кого.
– Андрей, а ты когда-нибудь влюблялся?
– Ты влюбилась?
– Ты еврей? – дуется Дашка. – Что за дурацкая привычка? Почему нельзя ответить сразу?
Я улыбаюсь, хмыкаю, смотрю на недовольную Дашку, немного покрасневшую под моим взглядом Дашку, улыбаюсь еще шире.
– Да, влюблялся.
– И как оно?
– На самом деле… - я поначалу думаю о том, какие слова подобрать, а потом плюю на это дело. Потому что мы с Дашкой друг другу не врем. Договорились еще на «берегу», и вот уже три года как не врем. – Гнусно.
– Гнусно?
– Ага. Ты тупеешь, слабеешь, теряешься, мучаешься какое-то время, не понимаешь, что с тобой происходит, притворяешься тем, кем не являешься на самом деле.
– Зачем?
– Не знаю, - пожимаю плечами. – Оно само происходит. Мозги – в кашу, и член, собственные стремления и желания – в задницу.
Дашка смеется. Недолго, но весело и задорно.
– Я не об этом, - все еще посмеиваясь, поясняет она, заправляя темную прядь за ухо. – Я про «притворяешься», зачем? – и снова этот ее пытливый взгляд.
– Хочешь казаться лучше, чем есть на самом деле, хочешь стать лучше, чем есть на самом деле…
– Разве это плохо?
– Да. Потому что это не ты. Ты скрываешь настоящего себя, прощупываешь почву, решая, какую свою часть показать, а какую нет, осторожничаешь, примеряешься. Как игра в покер. И ничего вокруг не замечаешь.
– Ну хоть что-то хорошее в этом есть?
– Что-то есть, - пожимаю плечами. – Тебе хорошо. Какое-то время. Не долго.
– А как же любовь до гроба? Умерли в один день, вот это вот все… - она обводит рукой улицу перед собой. – Бабочки в животе, розовые пони, жрущие радугу, карамельный сироп вместо дождя, солнце в два часа ночи вместо лампочки из-за смс?
– Ага, и за «окошком Альпы», - усмехаюсь. – Я… это есть, Дашка, наверняка есть, но встречается редко. Так почему ты спрашиваешь? – мы почти дошли до угла, и времени на то, чтобы услышать ее ответ, у меня мало.
– Потому что никак не могу влюбиться, - пожимает она плечами, опуская темную голову. – Все кругом влюбляются, девчонки шепчутся, обсуждают парней. А я не могу. Мне никто не нравится. И… я как будто лишняя, понимаешь? Кажется, что что-то упускаю. Со мной что-то не так?
– И это все? – вздергиваю я брови. – Дашка, все с тобой так, успеешь ты еще и влюбиться, и полюбить, и страдать потом по ночам. Хочешь, влюбись в меня, - развожу в стороны руками.
Дашка оглядывает меня с ног до головы и снова смеется, опять заливисто и громко.
– Фу, - морщит она нос, - это будет совсем по-дебильному.
– Почему это? – делаю я обиженный вид.
Дашка опять смотрит на меня внимательно, почти придирчиво, скрещивает на груди руки, щурится, нарочито глубоко вздыхает.
– Ты не человек, ты… давай, назовем это «спас меня», ты старше меня… на сколько? Лет на пятнадцать? У тебя явно темное прошлое и не менее темное настоящее, полно скелетов в сундуках и шкафах, куча денег. Все шаблоны собрали?
Я смеюсь. Коротко и отрывисто.
– Не знаю, Дашка, возможно… - качаю головой, все еще улыбаясь.
– Знаешь, а ведь не все… - она закусывает нижнюю губу, и снова разглядывает меня несколько секунд в полной тишине. Я жду, потому что мне интересно, что она выдаст. – Надо еще, чтобы ты был моим двоюродным или сводным братом, или чтобы меня выдали за тебя замуж насильно, или чтобы ты похитил меня, а еще лучше…
– Господи, Дашка…
– Погоди, я придумала, - широко улыбается девчонка, в глазах горит озорство и гордость собой. – Ты мой сводный брат и учитель… физики в одном лице. Физику я ни хрена не понимаю, поэтому как-то останусь позаниматься дополнительно, потом еще раз и еще, а ты ж тако-о-ой красивы-ы-ый, - мерзко тянет девчонка, - что аж сил моих нет, я буду страдать и мучиться, и ты будешь страдать и мучиться.
– Почему?
– Ну мы же типа брат с сестрой и пофиг, что не родные. В общем, страдать будем месяц или два, а потом бам, - она хлопает в ладоши, звонко, громко, - чуйства, запретный трах в раздевалке, кабинете или лаборантской, все дела. А уже потом ты меня украдешь и заставишь силой или обманом выйти за тебя, и обязательно надо будет, чтобы меня у тебя украли как-нибудь. Эти твои скелеты из шкафов и сундуков, и чтобы ты меня обязательно спас. Лишился какой-нибудь части тела, кроме члена, конечно, а то как мы потом детей делать будем, тройню сразу, но спасти героически должен.