Бар «Дракон»
Шрифт:
Алмис для начала оказалась на прополке — она проводила экспресс-анализы рассады, промывала ботву и следила за гигиеническими показателями гидропонных растворов. Брундильгнеда зачитала ей короткую инструкцию о возрастной и половой категориях диплоидных особей: оказывается, диплоидные атсанки, то есть особи с двойным набором стандартных хромосом, существовали исключительно ради следующих поколений: созрев, семена разрывали оболочку матери. Поэтому так важен был уход и своевременная сегрегация особей на тех, кто дает простые диплоидные семена, и тех, кто способен дать
В саду у Брундильгнеды полный жизненный курс проходили только простые дети, выраставшие в мужиков и матерей. Девочек, способных выносить полиплоидные семена, у Брундильгнеды отбирали и переводили в оранжереи. А в оранжереях растили «теток» — стражниц, суровых и толстых. Как-то вечером, когда дети уже спали, стражницы пустили Алмис в свою компанию. На плетеном столе в кабинете Брундильгнеды выстроились пыльные бутыли вековой строфарии; за решеткой камина, стилизованного под морду керба, пылал огонь, отражаясь в розовом кафеле стен. Стражницы налили Алмис полный бокал, подивились ее стойкости — Алмис, выросшая при баре, опрокинула бокал единым махом. Сами атсанки захмелели довольно быстро и принялись жаловаться на судьбу: им больше всего на свете хотелось растить себе подобных. Алмис с удивлением узнала, что разумными, в конечном смысле этого слова, толстые атсанки считают исключительно себя.
— Ты понимаешь, — встряхивая ботвой, говорила Саскис, младшая начальница стражи, — мужики с этими своими тычинками — все говно, удобрения! Их мерность на двадцать единиц ниже нашей. Почти как у вас, обезьян. Вот они на жрутеров и молятся.
— А у вас? — подливала ей новой строфарии Алмис. — У вас-то мерность какая?
Строфарию гнал Толик. Дмитрий говорил, что на людей эта строфария действует, как обычная, зато атсанов валит с ног и делает болтливыми.
— Восемьдесят, девяносто, и это самое маленькое, а случается и весь стольник, — проворочала языком Саскис. Потом понизила голос до пронзительного шепота, — Говорят, в оранжерее у Сафонды вырастили тетку на двести пятьдесят!
— Ну, уж это ты, сестренка, того… — Чуть не протрезвела Брундильгнеда, — выше, чем у Ру-Бьек, мерность не бывает.
— Значит, вам не нужны ни пьютеры, на жрутеры, — не унималась Алмис.
— Не-а.
— А зачем…? — не успела задать вопрос Алмис.
— А затем, — Саскис обвела помещение широким жестом, — ты в самом, по-вашему говоря, сердце работаешь, в самом главном месте! Мы имеем много хромосом, но никто из нас не хочет жертвовать собой на удобрение для семян, пойми ты. Вы — млекопитающие, рожаете себе и рожаете просто так. И умираете просто так. А мы бессмертны! Главное — правильная организация жизни: дурочки-диплоидные семена дают, жизни радуются, мужики диплоидные — пыльцу, ну и еще шебуршат там себе, чтоб не скучали. Вот, Рунику завоевать хотят. Кретины.
— Да ну? — Алмис подлила еще строфарии. — А вы что же?
— А для нас главное — Порядок! Порядок во всем! Ты, как женщина, сама поинмать должна… — Саскис опустила палец в стакан и поболтала там, чтоб пузырьки вышли.
— А мужики полиплоидные бывают? — неожиданно пришло на ум Алмис.
— Бывают. Размером с пятерых кербов. Безмозглая туша. Хромосомы-то неполноценные, мелкие и кривые. Пыльцы много, а так — одно удобрение. Из них порошок для гидропоники гонят. А эти хмыри, — ткнула отростком в сторону двери Саскис, — все свою революцию хотят сделать, патриархат, мол, как у вас, у млекопитающих, им покою не дает. А в природе только матриархат и бывает! Кто тетка — тот и прав! Власть — это размножение, держись с нами, не пропадешь!
Первую группу, которую доверили Алмис вести до выпуска, составляли тридцать девочек-атсанок. Их почти оформившиеся бутоны кокетливо свисали на листья ботвы. Девочки весело шушукались и обсуждали свои планы на «после выпуска», самые смелые находили способы пробираться в палаты к мальчикам и там смущали их своими шутками и вопросами. Впрочем, никто из отряда Алмис так и не попался старшим сестрам и стражницам, поэтому она смотрела на эту возню сквозь пальцы. И даже застукав пару раз в палате юного атсана из другого сада, не придала этому случаю большого значения.
А зря. Весь четвертый отсек стоял на ушах. Без толку носилась туда-сюда толстая Крильда, «фея из бара». Мрачно матерились стражницы, раздавая тумаки сестрам. Сестры не замечали тумаков и носились по всему отделению в точности, как Крильда. Посреди второй палаты возвышалась внесенная сюда из запасника гидропонная ванна. В ванне лежали двое — юная атсанка с набухшим бутоном и ее воздыхатель, сорвиголова, у которого еще не прорезались тычинки. На полу валялись разорванная ботва, клочья нежно-зеленой коры и кусок кабеля. Вокруг ванны, стоя кружком, тихонько завывали девчонки. Им вторила иногда пробегавшая мимо Крильда.
— Наша Фрока! Они отравились!
— О Ру-Бьек, прими их души! — Громче других прокричала красавица Бертрасса, запустив длинные пальцы себе в ботву.
— Горе-то, горе! — Ввернула Крильда, и унеслась по своим несуществующим делам.
Алмис мгновенно оценила ситуацию:
— Всем по койкам! Отбой уже был. Нарушителей очищу, огрызка не останется. Марш, ну!.. Объясняться будете у самой тетки Брундильгнеды!
Упоминание тетки подействовало — девчонок как ветром сдуло. Алмис взяла пробу воды и тканей. Обработала ожоги у корней и на месте сорванной ботвы. Омыла и перетащила тела в соседние ванны, наполнив их физраствором. В помещение, лениво почесываясь, зашла Саскис:
— Ну, что тут у тебя?
Алмис показала на бассейн и два тела.
— А, опять потравились?
— И часто они так? — ошеломленно спросила Алмис.
— Ну, на выпуск раза по два-три. У тебя первый раз? Ах, ну да… — Саскис принялась почесываться о косяк двери, — Вот, ходила в город, тлей, что ли, подцепила. Не посмотришь?
Алмис обработала толстую щкуру стражницы фиолетовой жидкостью.
— Хорошо! — удовлетворенно хрюкнула стражница, — Только зря ты этих отхаживаешь. Они, видишь, бутоны попортили. Их теперь на удобрения только. Лучше уж, чтоб не мучились! Сразу.