Баранкин, будь человеком!
Шрифт:
– Как люди!
– Как ч-е-л-о-в-е-к-и!
– Урра!!! – крикнули мы на радостях в один голос и снова бросились обнимать друг друга.
– Постой! Постой! – сказал я Косте. – Дай-ка я на тебя посмотрю…
– Да что ты, Юрка! – засмеялся Костя. – Что, ты меня раньше не видел, что ли?..
– Не видел! – сказал я. – Раньше я тебя не видел и ты меня тоже по-настоящему не видел… А главное, что я раньше сам себя не видел и ты сам себя не видел…
И мы стали молча смотреть друг на друга. Костя смотрел на меня, а я смотрел на Костю, и не просто смотрел, а рассматривал всего, с ног до головы, рассматривал, как какое-то потрясающее чудо
А голова!.. Я на свою голову тоже раньше не обращал особенного внимания. Голова и голова… Есть на плечах, и ладно! Нахлобучишь кепку – и хорошо! Пофантазируешь – и довольно! А теперь, теперь… После всего-всего, что я пережил, уж я-то точно знал, что если руки человека – это чудо, то уж го-ло-ва – это самое расчудесное чудо из всех расчудесных чудес. Даже голова Веньки Смирнова – это тоже чудо. Только он еще не знает об этом, а во-вторых, не умеет этим чудом пользоваться. А таких, как Венька, на земном шаре может, наверное, много человек набраться. И в Америке есть свой Венька Смирнов, и во Франции, и в Англии… И везде есть такие ребята, которые ни о чем не думают, и такие, которые думают совсем не о том, о чем надо думать, – такие тоже есть. Например, я и Костя Малинин! Но теперь-то я точно знаю, отчего это все происходит: оттого, что не все ребята знают о том, как это замечательно интересно – думать вообще и особенно думать о том, о чем нужно думать. Думать и соображать! И опять же не как-нибудь, так, инстинктивно, как говорится, по-муравьиному, а по-настоящему думать – по-че-ло-ве-че-ски!!!
Не знаю, сколько бы еще времени просидели мы с Костей вот так на траве, думая об одном и том же…
Мне Костя, конечно, не говорил, но я готов был дать голову на отсечение, я чувствовал, я слышал, честное слово, слышал, что Костя Малинин думает слово в слово о том же, о чем думаю я, но только в самый разгар наших размышлений с дерева на спину мне прыгнуло что-то пушистое и так вцепилось сквозь рубашку в искусанное муравьями, исклеванное воробьями тело, что я чуть не заорал.
– Муська! – закричал обрадованно Костя Малинин.
Конечно, это была она – наша Муська, та самая Муська, которая два раза хотела меня съесть, когда я еще был воробьем.
– Ага, Муська! – закричал я, отдирая Муську от своей спины. – Вот я сейчас с тобой за ВСЕ и рассчитаюсь! Муська! – Я хотел схватить ее за ухо, но мне помешал это сделать Костя Малинин.
– Ладно, Баранкин, – сказал Костя. – Прости ее на радостях, раз уж все кончилось хорошо!..
И здесь Костя, видно, так снова обрадовался, что все кончилось так хорошо и даже замечательно, что бросился на меня и стал обнимать изо всех сил. Потом я от радости обнял скамейку, ту самую скамейку, на которой мы сидели еще Т-О-Г-Д-А, потом я обнял забор, который стоял возле березы, а потом мы вместе с Костей обняли березу, ту самую березу, под которой стояла та самая скамейка, на которой мне первый раз в жизни пришла в голову мысль, что я, видите ли, устал быть человеком…
– Я их по всем дворам разыскиваю,
Потом за ними показались Зинка Фокина, Эра Кузякина и все остальные.
– Мишка! – крикнули мы с Костей в один голос, набрасываясь на Яковлева с двух сторон и заключая его в свои объятия.
От неожиданности Мишка выпустил руль, и мы свалились на землю. Я и Костя продолжали обнимать и целовать Мишку Яковлева и Алика Новикова.
– Да вы что, ребята? Вы с ума сошли? Мы же вчера только виделись! Ребята! Да что это вы, как девчонки прямо! – отбивались от нас и Алик, и Мишка.
– Алик и Мишка! – сказал Костя Малинин со слезами на глазах, чмокая Яковлева в ухо. – А что здесь без вас было!..
– Что было? Где было? – насторожился Алик.
– Что б-ы-л-о, т-о п-р-о-ш-л-о, – сказал я и так при этом посмотрел на Костю Малинина, что тот прикусил язык.
В это время нас окружили девчонки из нашего класса.
– Их, конечно, по всему городу ищут, – сказала Эра Кузякина, – а они, конечно, на траве валяются!..
– Баранкин! – сказала Зина Фокина. – Вы намерены, в конце концов, заниматься или нет?
– Зиночка! – сказал я. – Зиночка! – повторил я. – Если бы ты знала, Зиночка, к-а-к мы с Костей намерены з-а-н-и-м-а-т-ь-с-я!
– И заниматься, и работать! – сказал Костя и взял из рук Эры Кузякиной лопату.
А я взял лопату у Зины Фокиной.
– Баранкин! – сказала Эра. – А почему у вас с Костей вид какой-то ненормальный? И поведение тоже… – добавила она.
– Потому что потому!.. – закричал я.
– Ну, пошли, – сказал Мишка, – а то и так сколько времени зря потеряли!..
– Минуточку! – сказал я. – Ребята!.. Я должен вам всем сказать, что
ЧЕЛОВЕК – ЭТО ЗВУЧИТ!
– Баранкин! – сказала Эра. – Ты говоришь неправильно! Нужно говорить: «Человек – это звучит гордо!»
– Ладно, Эрка! – сказал я. – Мы-то теперь уж получше твоего знаем, как звучит че-ло-век! Верно, махаон?.. То есть верно, Малинин?
– Верно, Баранкин!
После этих слов мы с Костей снова сдавили Мишку с двух сторон в своих объятиях.
– Ну, – сказал торжественно Костя Малинин мне и Мишке, – поползли, значит?..
С этими словами он на глазах у всех стал вдруг опускаться на четвереньки. Хорошо, что я успел вовремя схватить его за шиворот.
– Куда поползли? – спросил Мишка. – Почему поползли?
– Ну вот! – закричала Эрка Кузякина. – Они опять за какие-то свои штучки принимаются!..
– Малинин! – сказал я грозно вслух. И затем так же грозно изобразил на лице, чтобы он выбросил сейчас же из головы свои старые муравьиные замашки.
– Я хотел сказать: по-ле-те-ли! – сказал Костя и начал уже было махать одной рукой, словно крылом махаона. Хорошо, что я и на этот раз успел схватить его за руку.
Все, конечно, опять стали на нас смотреть, как на ненормальных. А я? Разве я мог им что-нибудь объяснить? Поэтому я крепко-накрепко сжал Костину руку и сказал многозначительно.
– М-а-л-и-н-и-н!.. – сказал я. – Чвик! Вычвик! То есть…
– Выдох! – сказал Костя Малинин. – Вдохох-ох!
И пусть ребята, как всегда, нас не поняли, но Малинин меня понял! И я его понял! И больше мы не сказали ни слова, потому что мы все втроем (я! Костя! и Мишка!) полетели заниматься. То есть мы не полетели, конечно, мы, конечно, побежали, но вместе с тем и как бы полетели.