Барбара Радзивилл (сборник)
Шрифт:
– Но мы и так видимся каждый день…
– Мне этого мало.
– На большее не рассчитывайте!
– Я знаю, что силой и угрозами женщину не победить.
– Вы хотите меня победить? Вы, наверное, думаете, что я из стана вашего врага?
– О нет, ну что вы, ясновельможная пани. Вы для меня – как божество! Именно поэтому я и возжелал… вашего снисхождения. Я осыплю вас вниманием, буду потакать вашим капризам. Взамен прошу только снисхождения. Не отказывайте мне! Ваша несговорчивость лишь еще больше воодушевит меня. Я готов ползать перед вами на коленях, как нищий, выпрашивающий подаяние. Обещаю, что выиграю
– Не теряйте попусту время, пан Кнутовский. Я не из тех, которые улыбаются всем, кто поманит пальчиком. Вы верно заметили: я наивна. Именно так: я еще слишком молода и наивна, чтобы изменять мужу с первым же встречным!
Пан Кветковский был настолько самоуверен, что даже не обиделся. По своему опыту ловеласа он знал, что женщину и мужчину сближает не тема разговора, а его продолжительность. Дважды Барбара порывалась уйти, но пан Кветковский умело удерживал ее. Ему хотелось, чтобы из этой встречи она вынесла главное – он без ума от нее. Он был убежден, что Барбара когда-нибудь, пусть не сразу, заинтересуется им. Почувствовав, что собеседница собирается оставить его, он решился бросить свою козырную карту.
– Послушайте, пани Барбара, я должен разъяснить вам кое-что из того, чего вы не только не знаете, но о чем даже не догадываетесь, – заинтриговав пани этим вступлением, он продолжал: – Любого начальника возвеличивают подчиненные. Его милость пан воевода на хорошем счету у великого князя, но воля Господа во многом зависит от голоса Его подвластных – все может поменяться. Я предупреждаю вас, что эта воля сейчас в ваших руках. Как вы поступите, так все и будет. Вы и только вы можете добиться славы или бесславия для своего мужа, возвысить или низвергнуть его. Как человек благоразумный, я предлагаю вам его возвысить. Пусть подвиги подданных по-прежнему будут его подвигами и служат во славу фамилии. Пока для этого требуется немного: чтобы все оставалось так, как оно есть. Вы меня поняли?
– Я поняла только одно: вы страшный человек, и от вас следует держаться подальше. Пан Кветковский усмехнулся и сказал:
– Ну что ж, спасибо и на том. Теперь я знаю, что хотя расстояние между нами и большое, но все же не бесконечное.
Пани Барбара наконец решительно двинулась прочь. Чувство негодования переполняло ее. «Хам, дикое животное, – искренно сердясь, говорила она, удаляясь прочь, – бесстыжий богохульник, аспид!» Изливая ярость, она, тем не менее, чувствовала, что не имеет настоящих средств, чтобы защититься. Пан Кветковский, казалось, обезоружил ее. Она даже сомневалась, стоит ли жаловаться мужу, так как была почти убеждена, что эта жалоба сработает против нее же. Одновременно она чувствовала, что если промолчит, то совершит куда большее преступление.
Ей было просто необходимо поделиться с кем-то своим неожиданным несчастьем. Она не умела воевать со своей совестью. Чувствуя, что душу раздирают сомнения, Барбара пожалела, что рядом нет друга, который мог бы если не заступиться за нее, то хотя бы обнадежить, вселить уверенность. Ей отчаянно захотелось излить душу Господу. Оглянувшись, она увидела крутую крышу с медным крестом над ней. Подумав о храме как об обители спасения, она тотчас испытала облегчение – ноги сами повели ее в сторону костела…
Глава V. Князь Станислав
Лет десять тому назад с соизволения папы Климентия VII Гераненский костел стал инфулатским. Это означало, что главный его служитель в дни праздников получал права епископа. Но не эта привилегия делала храм знаменитым и привлекала в него верующих. Настоящую его гордость составляли мощи святого Николая, привезенные паном Ольбрехтом из Рима. Первоначально здание строилось как замковая часовня. Вынесенное за пределы фортификации и находившееся перед въездными воротами, оно служило дополнительным щитом, оберегающим замок со стороны дороги. Пан Ольбрехт мудро рассчитывал, что часовня окажет ему не только духовную помощь.
Поселившись в Гераненах, пани Барбара наведывала костел ежедневно. В это утро ее привело сюда негодование.
Когда она вошла, зал был пуст. После заутрени дым из кадильницы витал под потолком, искал щели в стреловидных окнах. Погруженный во мрак алтарь, по обе стороны которого стояли скульптуры Петра и Павла, скудно освещали свечи. Барбара стремительно прошла по каменному, в черно-белую клетку, полу и, потревожив огоньки, опустилась на колени. С верхнего яруса алтарной стены на нее взирал святой Николай. В полумраке взгляд его казался сердитым и внушал страх.
– Отец Святой, ты покровительствуешь девственницам и молодым женам, помоги мне. Заставь этого бессовестного образумиться. Подскажи ему, что он заблуждается, направь его на путь истинный – пусть он забудет меня. Отец Святой, помоги, заступись, ибо может случиться беда. Бес, сидящий в нем, угрожает мне и моему мужу. Только ты да еще святая владычица можете помочь мне. Заступись, а уж я не останусь в долгу. Молитвами и жертвами ради церкви буду до гроба платить за твою доброту. Помоги, заступись!
Наивная, пани была убеждена, что если обращаться к святым искренно, с душой, то они услышат и обязательно помогут. Она надеялась увидеть знак того, что угодник действительно услышал ее. Но тщетно. Минута проходила за минутой, а знака не было. И тогда она решила, что святой отказал ей. Мысль об этом болью отозвалась в сердце, и Барбаре захотелось заплакать. Но тут неожиданно скрипнула дверь ризницы, пространство перед алтарем наполнилось светом – и в зал вошел ксендз Стефан. Увидев молившуюся, он сначала поклонился ей, а потом сделал движение, желая удалиться, но почему-то задержался. Видимо, он угадал, что с пани Барбарой происходит что-то неладное, что она нуждается в помощи. С минуту ксендз стоял в дверях, затем проследовал к алтарю и зажег там еще несколько свечей. Алтарный мрак рассеялся, веселее посмотрел сверху святой Николай.
Священнослужитель продолжал отмалчиваться, будто чувствовал, что гостья нуждается в исповеди. Забыв о том, чего может стоить ей искренность, повинуясь только желанию освободиться от мучавшей боли, пани Барбара решилась-таки открыть свою тайну. За те несколько недель, что прожила в Гераненах, она сумела сдружиться с ксендзом Стефаном. Уже не раз делилась она с ним как горестями, так и радостями. Священнику было известно, что она скучает и что к мужу своему относится как и должно – с уважением и боязнью, и все это он знал даже не из исповедей, а из дружеских разговоров с ней, и был убежден, что мучения ее временного характера.