Барбаросса
Шрифт:
– Будет точнее, – вмешался Сталин, – если именно ваше выдвижение с Барвенковского выступа отвлечет силы противника с Московского направления – самого главного!
Василевский напомнил о данных фронтовой разведки: в районах Днепропетровска и Кременчуга заметно скопление танков противника, по улицам оккупированных городов шляются танкисты – еще без машин, но ожидающие их поступления:
– В одной только Полтаве проживают на казарменном положении 3500 танкистов. Простой подсчет показывает, что они составят экипажи на более чем тысячу боевых
Сталин выслушал Василевского и сказал:
– Возможно. Но семьдесят германских дивизий под Москвою – от этого факта никуда не денешься…
Буденный тоже присутствовал на этом совещании, но я не знаю, какова была его реакция. Зато Ворошилов горячо поддержал боевую инициативу Тимошенко. При этом Шапошников тревожно переглянулся с Василевским: представители Генштаба, они никак не могли согласиться с петушиным задором Тимошенко, а их мнение опять-таки совпало с мнением Жукова.
– Я не понимаю, – резко заявил он. – Пора четко выяснить – или мы за частные операции с оперативными намерениями, или за стратегическую оборону? Только что мы признали целесообразность именно обороны, а сейчас хлопочем о наступлении. За двумя зайцами сразу гоняться не следует. К тому же, – добавил Георгий Константинович, – любые частные операции на любом из направлений фронта расстроят все наши стратегические резервы, с таким трудом собранные со всех углов России.
– Товарищ Жуков, – выговорил Сталин, – мы не собираемся наступать очертя голову, но и сидеть сложа руки – преступно! Это преступно перед народом, которому от наших слов мало толку, народ ожидает от нас не слов, а результатов…
«Борис Михайлович Шапошников, – вспоминал Жуков, – который, насколько мне известно, тоже не был сторонником частных наступательных операций, на этот раз, к сожалению, промолчал». Вместо него подал голос молодой Василевский, рассуждавший как оперативный работник Генштаба:
– Заговорив о Харькове, мы вновь обращаемся к Барвенковскому выступу… Наступление из оперативного мешка с выходом на стратегический простор всегда чревато многими опасностями для наступающего. Войска товарища маршала Тимошенко уже дважды, в январе и в марте, пытались выбраться с этого выступа, и оба раза они терпели неудачи.
Сталин задержал шаги за спиной Василевского:
– Значит, в ы против наступления на Харьков?
– Да, товарищ Сталин, я боюсь неудачи. Генштаб не считает Барвенковский выступ выгодным для наступления…
Тимошенко был все-таки старше Василевского.
– Когда это я терпел неудачи? – обиделся маршал. – И кому лучше знать обстановку на юге? Мне или вам, сидящему в Москве среди парикмахеров и телефонов? Мой штаб и члены Военного совета как раз в этом выступе и видят залог успеха.
– Прекратите! – вспылил Сталин. – Здесь собрались не жильцы коммунальной квартиры, чтобы выяснить на кухне, у кого больше лампочек вкручено… Вопрос ясен!
Иван Христофорович Баграмян помалкивал, ибо он был здесь самый маленький, но Сталин вопросительно глянул на него, и тот невольно поднялся, как солдат перед генералом, понимая, что отвечать надо так, чтобы ни с кем не лаяться, но и никому не поддакивать, чтобы Баграмян оставался Баграмяном.
– Я согласен, что вопрос о Харькове поставлен своевременно. Но в наших стрелковых дивизиях большой некомплект: они составляют лишь половину того, что положено по штату. В армии еще ничтожно мало новейших танков, острая нехватка в противотанковой артиллерии и в зенитной. Наконец, безобразно налажено снабжение продовольствием бойцов на передовой. Новобранцы приходят на передовую иногда босиком и… голодные! Как тут не вспомнить великого военного теоретика Вобана, который еще Бог знает когда заклинал: «Военное искусство, о! – это чудное чудо и дивное диво. Но ты не начинай войны, если не умеешь питаться…»
Сталин удивленно посмотрел на Баграмяна и, конечно, не стал развивать эту тему – как надо питаться, но, человек хитрущий, он заботливо ощупал солдатскую гимнастерку на Баграмяне:
– Товарищ Баграмян, почему вы так плохо одеты? Вы же начальник штаба крупных соединений, а гимнастерка у вас солдатская… штопана-перештопана. Товарищ Баграмян, кто вам ее заштопал?
– Сам и заштопал, товарищ Сталин.
– Молодец вы, товарищ Баграмян, а резервов для вас не будет! – неожиданно вдруг заключил Сталин, снова обращаясь к маршалу Тимошенко. – Резервы сейчас более нужны для Москвы.
Тут Тимошенко встал и сверкнул молодецкой лысиной.
– Справимся своими силами, – поклялся он, уверенный в себе и своих талантах. – В успехе я ручаюсь СВОЕЙ ГОЛОВОЙ.
– Мне ваша голова не нужна, – тихо ответил Сталин…
Совещание закончилось напутствием Сталина: подготовить наступление на Харьков, в Крыму и в других районах. Таким образом, здравая идея активной обороны с накоплением резервов на будущее, когда враг будет измотан, эта идея распалась сама по себе – в разногласиях. Наверное, если не все, то часть людей, расходясь с этого совещания, ощутила беспокойство.
Мне кажется, близость трагедии в полной мере осознал и маршал Шапошников, предупреждая Василевского:
– Голубчик мой, а я ведь уже старик… укатали сивку крутые горки. Буду рекомендовать именно вас на свое место.
Василерский никак не хотел быть начальником Генштаба:
– Какой вы старик? У вас лишь преклонный возраст.
– В моем преклонном возрасте, голубчик, иногда очень трудно сохранять непреклонный характер. Это общая беда всех людей, достигших моих чинов и моего возраста. Лучше мне уйти самому, нежели ждать, когда мой авторитет станет обузой для… в а с.
– Борис Михайлович, а врачи-то? Врачи что говорят?
– А вы думаете, у меня есть время для врачей?
………………………………………………………………………………………
Опять начинался новый день войны на Востоке. Немцы из армии Паулюса горланили из траншей – в сторону наших окопов:
– Рус! Запевай: «Броня крепка, и танки ваши быстры…»
Танков не было. Солдаты озлобленно говорили:
– Перезимовал фриц, теперь ожил. Издевается…
Скоро к линии фронта подкатил желтый автобус ведомства пропаганды, через мощные репродукторы полилась агитация: