Барбаросса

Попов Михаил Михайлович

Дон Афранио и его солдаты тоже были облачены в цвета, подобающие случаю. Правда, выражение лиц не наводило на мысль о том, что смерть мадридского правителя для каждого из них стала глубокой личной трагедией. За годы однообразной и опасной африканской службы солдаты успевали растерять многие из своих лучших качеств и по своим представлениям о мире и тайным устремлениям мало чем отличались от тех, с кем им приходилось бороться, то есть от берберских и морискских пиратов [22] .

22

Морисками

называли арабов Пиренейского полуострова, которые после взятия испанцами Гранады – последнего оплота мусульман на полуострове – были насильно обращены в христианство. Они толпами бежали из Испании и в своем большинстве присоединялись к пиратам.

Сойдя на берег, генерал попал в сухие, церемониальные объятия дона Афранио, они обменялись несколькими обычными в таких случаях фразами. Как здоровье его величества? Как вело себя море во время плавания?

– Теперь прошу отобедать, дон Игнасио. Мой повар-киприот настоящий кудесник, как раз к вашему приезду приготовил один старинный маринад из потрошеного гребешка. Он не просто возвращает силы, но силы молодости, верьте мне.

Генерал отрицательно покачал большой тяжелой головой.

– В чем дело, дон Игнасио? Несварение? Или последствия качки? Но против этой беды есть отличнейшее средство – большой стакан очень сухого хереса. Я прикажу подать немедленно, и вы забудете о том, что когда-то плавали.

– В свое время я отдам должное и вашему вину, и вашим маринадам, дон Афранио, но сейчас предпочел бы заняться делом.

Комендант был потрясен этим заявлением:

– Делом? Каким?

– Меня отправили сюда, чтобы проверить, в каком состоянии находятся оборонительные сооружения острова, и я намерен этим заняться немедленно.

Дон Афранио сталкивался с такой исполнительностью впервые, более того, он даже не слыхал, что подобное возможно, поэтому не сразу принял слова столичного гостя всерьез. Но оказалось, что тот не шутит. Он действительно желал без обеда, без хереса идти осматривать пушки.

Наверно, это стиль нового царствования, решил комендант и указал гостю путь к ближайшей батарее. И там сразу же был обнаружен непорядок. Канониры спали между пушками на драных одеялах, грубо выточенные каменные ядра не были даже сложены в пирамиду, а валялись вроссыпь.

Покрасневший от стыда комендант огрел ближайшего сновидца ножнами своей шпаги, тот вскочил как ошпаренный. Увидев перед собой такого важного господина, как дон Игнасио, он потерял дар речи, если только обладал им когда-то. Прочие артиллеристы, продрав глаза, стали тихо расползаться в стороны с вверенной позиции, надеясь, что основная часть гнева достанется бедному Педро. Но генерал оказался человеком справедливым, по десять палок за сон на боевом посту получили все.

– Это батарея резервная,– попытался оправдаться комендант,– мы ее можем использовать только по тем судам, что уже проникли в гавань Алжира, а этого, клянусь святым Домиником, произойти никак не может. Для этого необходимо

миновать Пеньон, все двенадцать его внешних батарей.

– Да? – угрюмо спросил генерал.– Что ж, пойдемте посмотрим, в каком состоянии находятся они.

Двинувшись вслед за въедливым гостем, дон Афранио перекрестился.

Он волновался зря. Возле длинноствольных кулеврин, обращенных в сторону моря, никто не спал. Там даже царило оживление, но отнюдь не военизированного свойства. Канониры и охранники играли в кости. Игра эта не считалась официально дозволенной, но вместе с тем комендант не слыхал, чтобы увлечение ею когда-нибудь кем-нибудь преследовалось.

Еще не полностью поднявшись по каменным ступеням на платформу, дон Афранио подал команду. Солдаты вскочили и кое-как построились.

Дон Игнасио медленно прошелся вдоль строя, сохраняя на лице самое мрачное выражение.

– Сержант!

Вперед выступил невысокий пузатый человек, украшенный чрезвычайно пышными усами. В глазах у него горела готовность служить и страх оттого, что он не знает как.

– Вон там,– шпага генерала указала на север,– из-за мыса Баб-аль-Уэда, появилась галера. Это галера краснобородого Харуджа. Приказываю тебе, сержант, с твоею командой немедленно потопить ее.

Сержант и прочие вояки удивленно вытянули шеи в том направлении, которое указывала шпага генерала. Разумеется, никакой галеры там не было. Голый пляж с одиноким бедуинским шатром у самой воды.

– Я сейчас отправлюсь в пороховой погреб, и если до того момента, как господин комендант отопрет последний замок, не раздастся выстрел, можете считать себя покойниками.

Эти слова повергли в трепет и недоумение не только солдат, но и самого дона Афранио.

Генерал, отойдя на несколько шагов, полуобернувшись, смягчил угрозу:

– Что же вы медлите? Скоро Харудж минует опасную зону и окажется вне действия ваших пушек, и тогда его люди высадятся на берег и выпустят вам кишки.

Солдатский строй рассыпался, на батарее началась подготовка к стрельбе, весьма напоминающая собой обыкновенную панику.

Дон Афранио бросил на эту не радующую командирский взор картину кислый взгляд и поспешил вслед за мрачным инспектором.

– Теперь мы осмотрим пороховые погреба?

Генерал отрицательно покачал головой:

– В этом нет нужды. Разговаривая с вашими пушкарями, я тем не менее видел, как вы подмигивали вашим ординарцам. Думаю, они уже успели предупредить всех, кого следует, и на всех прочих позициях я найду некое подобие порядка.

Дон Афранио стыдливо склонил голову.

– Что же вы смутились, дорогой хозяин? Ведите меня завтракать. Нет таких служебных нарушений, которые были бы способны лишить меня аппетита.

Комендант расцвел:

– О конечно, конечно!

Усевшись за великолепно накрытый стол, подняв бокал синего венецианского стекла, генерал произнес речь, очень мало напоминающую заздравную. Он сообщил, что после завтрака инспекция батарей Пеньона продолжится и не надо господам офицерам и канонирам надеяться, что выпитая мальвазия ослабит его генеральскую бдительность.