Барчестерские башни
Шрифт:
— Какие же? — спросил он, улыбаясь. Ему нравилось, когда с ним говорили, как с будущим настоятелем, хотя он всячески отрицал возможность такого назначения,
— И в любви, и в войне.
Улыбка мистера Слоупа несколько угасла,
— Мистер Эйрбин,— продолжала синьора,— не правда ли, мистер Слоуп — большой счастливец?
— Наверное, не более, чем он того заслуживает,— ответил мистер Эйрбин.
— Только подумайте, мистер Торн! Он будет нашим новым настоятелем. Разумеется, мы все здесь это знаем.
— Право, синьора,— возразил мистер Слоуп,— мы все ничего не знаем. Уверяю вас,
— Нет, он будет новым настоятелем, мистер Торн. Это верно!
— Гм! — сказал мистер Торн.
— Обойдя стариков вроде моего отца и архидьякона Грантли.
— А... э… — сказал мистер Слоуп.
— Архидьякон не принял бы этого назначения, — заметил мистер Эйрбин, и мистер Слоуп улыбнулся мерзкой улыбкой, которая яснее всяких слов сказала: “Зелен виноград!”
— Обойдя всех нас,— продолжала синьора.— Ведь я причисляю к соборному духовенству и себя.
— Если я стану настоятелем... — сказал мистер Слоуп.— То есть если бы я мог им стать, то гордился бы подобной канониссой.
— О, мистер Слоуп, не перебивайте! Я еще далеко не кончила. Вы будете гордиться другой канониссой. Ведь мистер Слоуп получит не только дом настоятеля, но и жену, чтобы было кого туда ввести.
Лицо мистера Слоупа вновь омрачилось.
— И жену с большим состоянием. Удача, как беда, никогда не приходит одна, не правда ли, мистер Торн?
— Да, никогда,— ответил мистер Торн, которому разговор о мистере Слоупе и его делах не доставлял никакого удовольствия.
— Когда же это свершится, мистер Слоуп?
— Что “это”? — спросил он.
— О, мы знаем, что нового настоятеля назначат через неделю. И шляпа, конечно, уже заказана! Но когда же свадьба?
— Моя или мистера Эйрбина? — ответил он, пытаясь превратить все в шутку.
— Я говорила о вашей, хотя, возможно, мистер Эйрбин вас все-таки опередит. Но о нем мы ничего не знаем. Он слишком скрытен. А вот вы откровенны и ничего не таите.
Кстати, мистер Эйрбин, это мне нравится гораздо больше. Сразу видно, что мистер Слоуп счастлив в любви. Ну же, мистер Слоуп! Когда вдова станет госпожой настоятельницей?
Мистера Эйрбина больно ранило это поддразнивание, и все же он не мог заставить себя уйти. Он по-прежнему верил — верой, порождаемой страхом, что миссис Болд, возможно, станет женой мистера Слоупа. Маленькое приключение мистера Слоупа в лавровой аллее осталось ему неизвестным. Точно с теми же основаниями он мог бы предполагать совершенно обратное — что мистер Слоуп бросился к ногам вдовы, получил ее согласие и вернулся в Барчестер счастливым женихом. Шуточки синьоры язвили мистера Слоупа, но они равно язвили и мистера Эйрбина. Он по-прежнему стоял у камина, сжимая и разжимая руки в карманах панталон.
— Ну, мистер Слоуп, не будьте так скромны! — говорила синьора.— Ведь мы все знаем, что тогда в Уллаторне вы сделали ей предложение. Скажите же, как она изъявила согласие. Простым “да”? Или двумя “нет”, означающими утверждение? Или безмолвно? Или же она сказала прямо и открыто, как подобает вдове: “Извольте, сударь! Я стану миссис Слоуп, когда вы пожелаете!”
Ни разу в жизни мистер Слоуп еще не чувствовал себя так скверно. Слева сидел и посмеивался про себя мистер Торн. Справа стоял его старый недруг мистер Эйрбин и не спускал с него глаз. В дверях, соединявших гостиные, несколько зрителей — в том числе Шарлотта Стэнхоуп и преподобные господа Грей и Грин — любовались его растерянностью. Он понимал, что должен найти способ обратить шутки синьоры против нее же. Он знал, что сделать это необходимо, но слова не шли ему на язык. “Так трусами нас делает раздумье”. Он вновь ощутил на щеке пальцы Элинор — но кто видел эту пощечину? Кто рассказал про нее этой ведьме, которой так нравится издеваться над ним? Он стоял, багровый, как карбункул, немой, как рыба, и оскаливал зубы, стараясь изобразить улыбку, жалкий и несчастный.
Но синьора не знала жалости, милосердие было ей незнакомо. Она хотела как следует осадить мистера Слоупа и не собиралась останавливаться теперь, когда он был в ее власти.
— Как, мистер Слоуп, вы молчите? Да неужели же она была такой дурочкой, что отказала вам? Не может же она рассчитывать на епископа. А впрочем, я все поняла, мистер Слоуп. Осторожность вдов вошла в пословицу. Вам следовало бы подождать того часа, когда на вашу голову была бы водружена новая шляпа и вы могли: бы показать вдове ключ от резиденции настоятеля.
— Синьора,— сказал наконец мистер Слоуп, стараясь придать своим словам оттенок сдержанного упрека,— вы позволяете себе говорить о священных предметах весьма неподобающим образом.
— О священных предметах? О каких священных предметах? Но ведь шляпа настоятеля — вовсе не такой уж священный предмет.
— У меня нет стремлений, которые вы мне приписываете. Может быть, вы оставите эту тему?
— С удовольствием, мистер Слоуп. Но еще одно слово: пойдите к ней с письмом премьер-министра в кармане, и дерябу пари на мою шаль против вашей будущей шляпы, она вам не откажет.
— Я должен сказать, синьора, что, на мой взгляд, вы говорите об этой даме в непозволительном тоне.
— И еще один совет, мистер Слоуп! Всего один-единственный,— и она запела:
Будь верным и честным, и совесть блюди, мистер Слоуп,
И бойся кривого пути.
Со старой любовью сперва развяжись, мистер Слоуп,
Коль новую вздумал найти!
И, откинувшись на подушки, синьора весело расхохоталась. Ее не тревожило, что присутствующие без труда могли вообразить себе всю историю первой любви мистера Слоупа. И она не опасалась, что кое-кто из них усмотрит прежний предмет обожания мистера Слоупа в ней самой. Мистер Слоуп ей надоел, и она хотела избавиться от него; он ее рассердил, и она свела с ним счеты.
Как мистер Слоуп выбрался из гостиной, он и сам не знал. В конце концов ему удалось (возможно, с посторонней помощью) отыскать свою шляпу и выйти на воздух. Наконец-то он излечился от любви к синьоре! С этих пор она представала в его мыслях не ангелом с лазурными крылами. Ее атрибутами были теперь огонь и сера, и хотя он по-прежнему готов был считать ее духом, однако изгнал ее с небес и отвел ей место среди подземных богов. И когда он (что бывало не так уж редко) сопоставлял двух женщин, которым признавался в любви в Барчестере, пальму первенства его ненависть обычно отдавала синьоре.