Бархатная песня
Шрифт:
— Но тогда как же ты узнал, что они отправились в Шотландию? — поинтересовался Рейн.
— Я поскакал туда, где Майлс стоял лагерем, и расспросил нескольких тамошних торговцев. Майлс со своими людьми уехал неделю назад, и кое-кто слышал, как они говорили, что направляются в Шотландию.
— А по какой причине — неизвестно?
— А кто может понять, что у Майлса на уме? Уверен, что он не причинит зла девушке, но, боюсь, будет держать ее в плену, чтобы отомстить Чатвортам.
— Майлс всегда готов сразиться с мужчиной, но он не станет вымещать злобу на женщине. Такие шутки по части Чатвортов, — угрюмо заметил Рейн. — Уверен, что у него была веская причина, чтобы увезти девушку из Англии. Что ты намерен предпринять?
С минуту Гевин молчал.
— Я оставлю его у Стивена. Посмотрим, может, он с ним справится. У Бронуин тоже умная голова. Может, она сумеет уговорить Майлса.
— Сомневаюсь, что он кого-нибудь послушает, если дело касается женщины. Если девица не влюбилась в него через десять минут после встречи, значит, это первый раз в его жизни. И Майлс расценил эту холодность как вызов.
Гевин фыркнул:
— Ну, каковы бы ни были причины для такого поведения, Майлс явно рискует разгневать короля. Король очень переменился после смерти старшего сына.
Рейн вышел из лохани, вытерся и лягнул груду одежды на полу.
— Эх, хорошо бы некоторое время отдохнуть от всего этого.
— Как долго ты сможешь пробыть дома?
— Три, самое большее — четыре дня. Мне нужно снова вернуться в лагерь.
— Неужели они так иного значат для тебя, твои беззаконники?
Рейн на минуту задумался:
— Они не все преследуются по закону, и, может, доведись тебе жить так же, как им, у тебя были бы другие понятия о добре и зле.
— Воровать всегда и при всех условиях — плохо, — твердо заявил Гевин.
— А если бы Джудит и твой новорожденный сын умирали с голоду, ты бы мог сидеть и смотреть на это спокойно? Если бы они хотели есть, а мимо везли хлеб в тележке, ты что, оставался бы при своих высоких моральных принципах и дал ей спокойно проехать?
— Не хочу вступать с тобой в спор. Скажи, Аликс знает, что ты собираешься вернуться в лес?
— Нет, еще не знает. И не уверен, что я ей скажу, я просто улизну потихоньку. Иначе она, конечно, захочет поехать со мной. А я хочу, чтобы она осталась здесь, с тобой и Джудит. Хочу, чтобы она жила так, как никогда ей еще не доводилось.
Одним движением он смахнул лесную одежду в угол и потянулся к черному бархатному, вышитому серебром дублету.
— А это что? — спросил Гевин и нагнулся, чтобы поднять вещь, выпавшую из груды грязной одежды. Он держал в руках золотой пояс.
— Это львиный пояс Аликс, так она его называет, но я даже ради спасения души не смог бы разглядеть изображение льва. Один из стражников отнял у нее пояс во время судебного процесса, и я приложил чертовские усилия, чтобы его вернуть.
Гевин, нахмурившись, поднес пояс к свету и стал сосредоточенно разглядывать.
— Он кажется старинным. Правда?
— Аликс, кажется, говорила, что в ее семье он передавался от матери к дочери с незапамятных времен.
— Львиный пояс, — пробормотал Гевин. — Знаешь, он мне кажется знакомым. Пойдем, спустимся в зимнюю гостиную.
Одевшись, Рейн последовал за братом в комнату с дубовыми панелями. На одной из стен висел старый выцветший гобелен. Он висел на этом месте уже несколько столетий и как бы слился со стеной, так что Рейн его почти не замечал.
— Тебе отец никогда не рассказывал об этом гобелене? — спросил Гевин. И когда Рейн покачал головой, продолжил: — Он выткан во времена Эдуарда Первого и изображает чествование величайшего рыцаря того века, которого прозвали Черным Львом. Смотри, вот он там верхом на коне, а прекрасная дама рядом — его жена. Взгляни, что у нее там на талии.
Рейн, несколько уже утомленный семейными преданиями, взглянул, но ничего особенного не увидел. Его всегда занимало только настоящее, только текущий день, а не вековая старина.
Гевин вопросительно взглянул на брата;
— А я заметил пояс и рисунок на поясе уже давно. Имя супруги Черного Льва тоже таило в себе намек на нечто львиное, и Лев подарил своей жене на свадьбу пояс, изображающий льва и львицу.
— Но ты же не думаешь, что у Аликс тот самый пояс? Ведь тогда ему не меньше двухсот лет.
— А ты взгляни на места, где он особенно поношен, — сказал Гевин, рассматривая пояс. — Звенья уже укреплены железной проволокой, и рисунок почти стерся, но, судя по застежке, это должно быть изображение львов.
— Но каким образом он мог оказаться у Аликс? Однако Гевину не надо было долго докапываться до корней родословной новой невестки.
— Черный Лев был сказочно богат, но у него был только один сын и восемь дочерей. Каждой из них он дал огромное приданое, а старшей в наследство перешел и львиный пояс, с условием, чтобы она со временем тоже передала его своей старшей дочери.
— Но ты же не думаешь, что Аликс… — начал Рейн.
— Первенца-сына Черного Льва звали Монтгомери, и это от него произошли все наши предки. Ты разве не помнишь, что отец всегда сравнивал тебя с Черным Львом? Трое из нас, братьев, были высокие, худые и светловолосые, а ты, четвертый, всегда был ниже ростом и плотнее.
Рейн вспомнил, как его часто дразнили этим в детстве и как он иногда думал, что братья и сестра ему лишь наполовину родные, но ему было всего двенадцать лет, когда отец умер, и он многого не знал и не помнил.
— Отец говорил, что ты похож на него. — И Гевин показал на черноволосого всадника на вздыбленном жеребце, вытканных на гобелене.
— И ты считаешь, что пояс Аликс мог когда-то принадлежать жене этого всадника? Рейн взял пояс у брата.
— Она очень им дорожит и никогда с ним не расстается. Я знал, что его отнимут у нее, когда будут судить. Она мне об этом ничего не сказала, но прошлой ночью он ей, наверное, приснился, и она плакала, вспомнив про эту золотую полоску.
— А тебе известно, что Черный Лев был женат на женщине более низкого, чем он, происхождения? Между прочим, в сравнении с Черным Львом все Монтгомери почти нищие.