Бархатное убийство (сборник)
Шрифт:
– Да, да, да, господин Масяо, – проговорил Гуров, не скрывая своей иронии, – как ни прискорбно для вас, но ваши «сверхъестественные способности» таковыми не оказались. На меня они не подействовали. Увы!
Глаза бандита были полны растерянностью и ужасом.
– То есть, получается, все, что вы мне говорили, это – стопроцентная дезинформация?!! – почти простонал он. – То есть, выходит… Као ни мэ!!! Као ни мэ!!! – с яростью выкрикнул он, хватаясь руками за голову.
– Да, уо чуу, именно так все и обстоит… – пожал плечами Лев. – На войне как на войне. Я представляю, сколько вы наделали ошибок, руководствуясь ложной информацией.
Триадист
…Час спустя у одного из обрывистых холмов в окрестностях Сергиева Посада остановились две легковые машины – серый «Пежо» и полицейская «десятка» с мигалками. Снега в этих местах уже почти не осталось, лишь кое-где в тени белели остатки зимних сугробов да голубели лужи. А на выгревах уже вовсю пробивалась молодая весенняя трава.
Из машин вышли несколько человек как в гражданской, так и форменной одежде. Владимир Ильницкий, морща лоб, оглядывался по сторонам, пытаясь припомнить, был ли он на этом месте или нет. Подошедшая к нему Роно Заратто правой рукой провела перед его глазами. Ильницкий, на какой-то миг словно окаменев, почти сразу же пришел в себя и, оглядевшись, уверенно указал на каменистый склон.
– Мы с Кашпутту были в том месте, и я показал ему вход в карстовую пещеру, – объявил историк. – Думаю, если он здесь, то скрываться может где-то под этим холмом. Там, кстати, уже давно оборудован бивак самодеятельных спелеологов, где можно пересидеть и атомную войну. Ну-ка, попробую его позвать…
Он приблизился к склону холма, где укрытый двумя громадным валунами смутно чернел в их тени малоприметный лаз, и, склонившись к каменному зеву, громко позвал:
– Кашпутту! Это Ильницкий! Можно выходить – угрозы нет!
Однако никакого действия его слова не возымели.
– Может, его там нет? Может, он в каком-то другом месте скрывается? – с сомнением глядя на лаз, спросил Гуров.
– Может, и нет… – развел руками Ильницкий. – Но мне что-то подсказывает – скорее всего, он здесь. Просто, видимо, боится, что я тут не один, а с триадами…
Понимающе кивнув, к лазу подошла Роно Заратто, которая заговорила на родном языке. Эхо подземелья уносило ее слова куда-то вглубь, в неведомые каменные недра. Прошло менее минуты, и внезапно в глубине лаза раздался тихий шорох. Затем послышался слабый голос, который что-то спросил по-буттулальски. Роно Заратто быстро перевела – Кашпутту спрашивает, не собирается ли русская полиция заковать его в цепи и отправить на казнь в Буттулал?
– Господин Кашпутту, – подойдя к лазу, заговорил Гуров, – в данный момент у нас нет реальных оснований вас задерживать. Кроме того, у нас нет договора с Буттулалом об экстрадиции обвиняемых в тех или иных проступках. Вы лучше скажите вот что – «Небесный Лотос» у вас?
– Да, он у меня… – уже увереннее ответил Кашпутту, перейдя на русский язык.
– Тогда предайте его представителю посольства – госпоже Роно Заратто, и, думаю, инцидент будет полностью исчерпан. У нас к вам претензий нет, а руководство Буттулала, надеюсь, проявит к вам снисхождение.
– Да, да! – подтвердила Роно Заратто. – Великий властитель, Хаммато Рути Ашшага, уже сказал о том, что готов даровать прощение, если «Небесный Лотос» будет возвращен добровольно.
– Хорошо, я иду…
Что-то бормоча и тяжело дыша, из каменной норы, с трудом передвигаясь на четвереньках, выбрался изможденный человек восточной наружности в грязной одежде, с ввалившимися глазами и щеками. На его лице топорщилась длинная темная щетина. Пошатываясь, он поднялся на ноги и достал из-за пазухи что-то увесистое, замотанное в шелковый платок. Кашпутту развернул шелестящую ткань, и под лучами яркого мартовского солнца ослепительно засияли грани огромного бриллианта, переливающегося всеми небесными оттенками – от ярко-голубого до пронзительно-синего.
– О! Теперь и у нас есть возможность взглянуть на эту драгоценность! – подходя поближе, произнес Стас Крячко.
– Да, такое в жизни увидишь нечасто… – тоже подойдя к Кашпутту, отметил Гуров.
Позже Кашпутту рассказал, что на территорию посольства они прошли с вором Быггу по канализационной трубе. Дальше все было именно так, как и предполагали опера. Кашпутту использовал суггестивное воздействие на охранников, дубликатом ключа (его по сделанному им слепку где-то заказал Быггу) открыл сейф и извлек бриллиант. Но вот когда Кашпутту с добычей вернулся к канализационной шахте, где должен был отдать ее Быггу, как повелел его тайный покровитель – первый советник монарха Буттулала, его вдруг охватили сомнения. Неожиданно он вспомнил свой давнишний сон, когда к нему пришел некий суровый старец в старинных одеяниях и сказал: «Образумься и не повторяй моих ошибок!»
Встревоженный Кашпутту от участия в похищении «Небесного Лотоса» отказываться не стал – уж очень хотелось стать монархом, но на всякий случай начал искать себе надежное убежище, для чего и уговорил Ильницкого съездить в окрестности Сергиева Посада, где, как он слышал от Владимира, есть подземелья, в которых можно укрыться так, что «не найдет ни одна собака».
Спустившись в шахту, Кашпутту ввел Быггу в состояние «каменная статуя» и выведал от него, что этот вечер в его жизни будет последним. Когда они поднимутся из канализации, Кашпутту встретит пистолетная пуля. Вернув Быггу из небытия к реальности, Кашпутту, дойдя с ним до нужного пункта их общего маршрута, отправил вора наверх одного, а сам по канализационному туннелю отправился дальше. На следующее утро он был уже у холма, где собирался затаиться до поры до времени. Он знал, что вездесущие триады в любом другом месте его все равно найдут.
Но уже в подземелье с Кашпутту произошло нечто и вовсе невероятное. За день до того, как за ним приехали опера и их сопровождающие, он увидел загадочное видение. Светящийся силуэт человека, явившись перед ним, объявил ему свою волю: он должен вернуть «Небесный Лотос» на прежнее место. Кашпутту был уверен, что ему явился сам Будда.
Загоревшие, отдохнувшие приятели, прошествовав мимо удивленно взирающей на них Верочки, ввалились в кабинет все еще по-зимнему незагорелого генерала Орлова. Увидев их, Петр вышел из-за стола, удивляясь их загару и висящим на шее сверкающим золотой полировкой то ли медальонам, то ли орденам.