Бархатный ангел
Шрифт:
— Ты слишком чувствительная, — упрекаю я ее, вытирая слезы.
Она смеется. — Стать матерью делает это для тебя. Где Джо?
— Не волнуйся, она будет здесь. Она ушла исследовать сады.
— Круто! Здесь есть динозавры?
Я оборачиваюсь и вижу Джейка и мальчиков. Я подбегаю и обнимаю каждого, пораженная тем, как сильно выросли сыновья Бри за последние пару лет.
Это заставляет меня чувствовать себя старой. Заставляет меня вспомнить, сколько времени я провела вдали от них.
Бри качает головой. — Ками,
Джейк смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — «Удивительно» даже не начинает охватывать это. Это полноценная роскошь. Ты вела светскую жизнь, да?
Я бросаю на шурина раздраженный взгляд. — Я бы не стала так говорить. Но да, здесь определенно комфортно.
— ТЕТЯ БРИ!
Все подпрыгивают, когда в воздухе разносится этот восторженный визг. Джо бросается прямо к Бри и прыгает ей на руки. Я даже не могу найти в себе силы ревновать, потому что это такой радостный момент.
После того, как она обняла свою тетю, она обращает внимание на своего дядю и кузенов. Бри проскальзывает обратно ко мне, и мы беремся за руки, как в детстве.
— Это кажется довольно сюрреалистичным, не так ли? — замечает она.
Я киваю. — Ты понятия не имеешь.
— Это место действительно впечатляющее.
— Я знаю.
Бри смотрит на меня. — Вещи так же удивительны, как выглядят? — спрашивает она, ее тон меняется.
Я делаю глубокий вдох. — Все сложно.
— Хорошо, достаточно честно. Я думала, ты это скажешь. Скажи мне вот что: ты хочешь быть здесь?
Я кусаю нижнюю губу. — Вообще-то да. На данный момент, я думаю, да.
Она улыбается. — Это из-за него?
Я ничего не говорю, потому что знаю, что она все видит в моих глазах. Она медленно кивает и крепче сжимает мои плечи.
— Конечно, это сложно, — говорит она. — Любовь есть всегда.
30
ИСААК
— Сколько?
— Небольшой контингент. Всего семь человек.
— Как далеко от нашего убежища?
Богдан проверяет мониторы. — Пару миль.
— Чёрт, — стону я, ударяя кулаком по столу. — Это не единственное движение, которое мы наблюдаем. Два дня назад то же самое в нашей конспиративной квартире в Мейпл-Вэлли. А за несколько дней до этого то же самое в Cedar Hurst. Они связаны.
— Мы можем сдержать это.
— Меня не это беспокоит, — говорю я. — Он что-то замышляет.
— И мы тоже.
— Ублюдок организовал эту встречу с Камилой, потому что у него был туз в рукаве. Теперь он вынужден прибегнуть к запасному плану. Я знаю Максима, это приведет его в отчаяние. Отчаявшиеся люди совершают безрассудные поступки.
— И безрассудные люди совершают ошибки.
— Иногда, — твердо говорю я. — Иногда они довольствуются созданием гребаного хаоса.
— Тогда хорошо, что ты процветаешь благодаря хаосу, — отмечает
В другой момент моей жизни я бы согласился с ним. Я до сих пор, в некоторых отношениях. Но сейчас все изменилось.
— Я больше не могу себе этого позволить, — тихо говорю я. — Мне нужно подумать о Джо.
Богдан внимательно смотрит на меня. — И Ками.
— Что ни говори об отце, в одном он был прав: сентиментальность делает тебя слабым.
Богдан поднимает брови. — Это старая отцовская мудрость, которую ты вспоминаешь прямо сейчас? Серьезно?
— Подумай об этом: у него не было слабостей. Ни одной, потому что он не позволял людям воздействовать на себя. Даже ты и я… мы были его сыновьями, но обращался ли он когда-нибудь с нами так, будто мы были чем-то большим, чем проекты?
— И этого ты хочешь для Джо?
— Я этого не говорил.
— Кажется, ты намекаешь на это.
Я закатываю глаза. — Не будь умником. Я просто говорю, что могу понять, почему он хотел бы сохранить свои отношения…
— Холодные и бесчувственные?
— Называй это как хочешь. Он был сильным из-за этого.
— И его все равно отравили и убили, — указывает Богдан. — Каким бы сильным он ни был, это его не спасло.
Я не могу с этим поспорить.
— Джо и Ками, они хороши для тебя, sobrat. Они придадут твоей жизни цель. У Отца никогда не было никого вне Братвы.
— Он бы сказал, что вне Братвы нет никакой цели.
— Потому что он никого не любил, и никто не любил его.
— Действительно? — спрашиваю я, подняв брови. — Даже ты?
— Я боялся его. И я уважал его… По крайней мере, уважал до того, как узнал, что он чертов лицемер, убивший собственного брата.
Я киваю. — Даже сейчас трудно уложить в голове. Он так много проповедовал верность.
— Я злюсь не поэтому.
Я хмурюсь. — Почему?
— Он убил своего брата Исаака, — тихо говорит Богдан. — Я никогда не смог бы убить тебя.
Я ухмыляюсь. — Я знаю это. Ты не был со мной ни в одном бою за всю свою жизнь.
Он не смеется. — Когда я думаю о человеке, который мог убить своего брата… — Он качает головой. — Это не тот человек, которого я мог бы когда-либо уважать. Это не тот мужчина, которого я мог бы когда-либо полюбить.
— Ты лучше меня, Богдан.
Его очередь ухмыляться. — Едва ли. Но так как я не хочу спорить, давай просто скажем, что я лучше.
Я смеюсь, и на этот раз он присоединяется к нам. Это укрепляет связь между нами как братьями, когда мы делаем что-то настолько простое, как смеемся вместе и кладем мою руку ему на плечо. Братва сильнее из-за этого. Из-за нас. Как мог отец этого не видеть?
Впервые за всю свою жизнь я чувствую жалость к человеку, который меня создал.
И я чувствую облегчение от того, что ему не удалось уничтожить последний вздох человечности, оставшийся во мне.