Бармен и его Швабра
Шрифт:
— Я на неё даже смотреть не могу, — резко ответила Швабра. — К дьяволу цветы. Ненавижу цветы! Особенно эти. Особенно здесь.
— А мне нравятся лилейники, — возразила блондинка. — Имею право! Оставь в покое мои цветы!
— Меня сейчас стошнит, — уборщица, поджав губы, ушла в подсобку и хлопнула дверью.
— Я полью, ладно? — спросила блондинка.
— Если тебе так хочется. Но я не найму тебя садовницей. Мне и уборщицы за глаза.
— Нет-нет, я для себя.
Я подумал, что поливать «для себя» цветы в чужом палисаднике довольно странно, но возражать не стал.
— Я не в курсе, где тут что… – признался
Девушка уже разматывает шланг.
— Лилейники очень стойкие и не умирают без ухода, — сказала белокурая «ведьмочка», поливая клумбу. – Мне так надоели те, кто умирает!
Закончив, вытащила из сумочки фотоаппарат и сфотографировала.
— Надо траву прополоть, — сказала она деловито, — но это в другой раз. Сейчас пора сходить кое-куда. Отпустите свою уборщицу на часик?
— А что она сама не попросит?
— Ненавидит просить.
— Не слишком ли много всего она ненавидит?
— Не слишком. Я ей потом помогу, мы всё успеем. Пожалуйста!
Девушка подошла вплотную, почти коснувшись грудью, и от ванильного запаха её волос у меня перехватило дыхание и закружилась на секунду голова. А ведь я не люблю ваниль. И блондинок. И малолеток. Она сделала шаг назад и недовольно нахмурилась.
— Прогуляйтесь, ладно, — разрешил я.
***
— …В нашем сознании существуют бесконечные суперпозиции квантовых состояний, которые постоянно редуцируются в процессе внешних и внутренних взаимодействий. Собственно этот процесс и является тем «проявляющим мышлением», которое создаёт нашу особую функцию «вселенского наблюдателя». При каждой такой редукции создаётся новое пространство-время, из чего следует, что сознание не только имеет квантовую природу, но и не принадлежит действующей реальности. Благодаря квантовым механизмам существует отдельная ментальная реальность, вложенная в реальность физическую, но не идентичная ей полностью…
— Мне кажется, это слушаете только вы, — заметил я, протирая стакан.
— К сожалению, вы близки к истине, — вздохнул безымянный мужчина. — Люди загадочные. Даже если кричать им в уши, как устроен мир, они лишь заткнут их поплотнее. Однако на свете полно того, что не выключишь, как громкость у телевизора… Да выключайте, выключайте, вижу, что вас раздражает.
— Ничего страшного, я легко абстрагируюсь.
— Не нужно. Я и так в курсе, а больше тут слушать некому.
— Тогда зачем вы слушаете, если в курсе?
— Кто-то же должен.
Мужчина допил стакан, положил на стойку деньги и вышел. Я немедленно о нём забыл.
***
— Лучший односолодовый, который у вас есть, — сказал Директор.
— Лёд? Содовую?
— В односолодовый? Не кощунствуйте. Оставьте это любителям кукурузного бурбона, который относят к виски только из-за американского снобизма.
— Многие считают, что лёд проявляет вкус солода, — сказал я, наливая, — делает его более выпуклым.
— Я скажу вам, что он делает более выпуклым! — засмеялся мужчина. — Кошелёк бармена! Когда в стакане лёд, то никак не поймёшь, сколько там виски. Я не имею в виду вас, — поправился он таким тоном, что я сразу понял — ещё как имеет.
Мужчина мне не нравится, но это нормально. Мне никто не нравится.
— Терпимо, — сказал тот, попробовав. — По-настоящему хорошие напитки в барах не подают, но сойдёт и этот.
— Директор чего?
— Завода, разумеется. Весь этот городишко, с землёй, дорогами, трубами, проводами, людьми и, кстати, баром существует только потому, что существует мой Завод.
— Раз вы директор, то он вряд ли ваш, — спокойно уточнил я. — Директор — наёмный служащий.
— Это неважно, — зло ответил мужчина, — здесь всем распоряжаюсь я. Учтите это.
— Неужели я должен вам бесплатную выпивку?
— Вот ещё! Мне не нужны подачки! Я могу купить весь этот бар вместе с вами!
— Тогда что вам надо?
— Чтобы вы поняли, кого надо держаться.
— Буду держаться за пивной кран.
— Это сейчас. Но лето закончится. И это произойдёт скоро.
— И что? — я взял стакан и принялся его протирать.
— А то, что придёт сентябрь.
— Обычно так и происходит каждый год. А пока, может быть, ещё виски?
— В другой раз. Я ещё зайду.
— Всегда рад, — соврал я.
— Он просто хотел на тебя посмотреть, — прокомментировал полупьяный Калдырь.
— Зачем ему?
— Бармен – важная социальная функция… — Где я это слышал? — Налей ещё пятьдесят.
— Важная для чего?
— Да без понятия. Я, во-первых, приезжий, во-вторых, большую часть времени пьян. Вот ещё пару порций приму и пойду на работу.
— Куда?
— На завод, куда ещё.
— То есть это был твой босс?
— Иметь боссом сразу директора, — рассмеялся Калдырь, — это слишком круто. Я просто ночной уборщик. Так что налей ещё, надо выглядеть трезвым.
— Пьёшь, чтобы работать, и работаешь, чтобы пить?
— Вот такая я сложная противоречивая личность.
— Говнюк и душнила, — сказала Швабра вполголоса, — вытирая разлитое на пол пиво.
— Я? — расстроился Калдырь.
— Директор ваш. Каждое первое сентября припирается к нам в школу и толкает речь часа на полтора. Про гражданский долг, трудовое воспитание, дисциплину, недопустимость всякого там… И что каждый должен работать на заводе, потому что завод — это и есть город, а город — это и есть завод. И что все мы одна большая трудовая семья, и должны все вместе… чего-то там должны, в общем. На этом месте я обычно уже засыпаю, такой он нудный.
— Директора всегда так делают, — философски заметил Калдырь. — Работа у них такая.
— Знаю я, какая у него работа, — буркнула злобно Швабра, — у меня там мать всю жизнь проработала, а теперь брат. «Одна большая трудовая семья», как же! Чтоб он сдох, директор этот. Ни за что не пойду на завод.
— Проблема моногородов — отсутствие выбора, — пояснил Калдырь, обращаясь ко мне. — Тут нет никакой работы, кроме завода. Вообще. Вся сфера услуг — мелкие семейные бизнесы, они не нанимают посторонних. Муниципальные службы крошечные, и они укомплектованы. Для нового бизнеса нет клиентов, потому что рынок сбыта локальный и ультраконсервативный, имеющиеся ниши закрыты, создать новые невозможно в силу недобора критической массы потребителей. Чтобы продать людям новую услугу, надо создать новый тренд. Для нового тренда людей должно быть достаточно много, чтобы их слабости и глупости могли резонировать. В микросообществах это невозможно, поэтому маленький городок — худшее место для стартапов. Ты тут первый работодатель за… чёрт его знает какое время. Твоя уборщица выхватила уникальный шанс. Ей повезло.