Барон Серж де Сангре -2
Шрифт:
Ну а к вечеру плескались уже все. Даже леди пожелала научиться плавать. А Хегор выпытывал у меня как можно научить плавать сразу много народа. Пришлось ему рассказывать о бассейне. Но тут он отмахнулся, бассейны и фонтаны ему известны. Тогда наш разговор переключился на способы преодоления водных преград. Но тут я немного схитрил и о понтонах говорить не стал, подумав, что надо кое-что придержать и для себя, чтобы потом блеснуть перед чинами побольше, авось что и обломится. И ведь как в воду глядел, пригодилось, но заметно позже.
В середине третьего дня пути, как и обещал Хегор, он показал мне на небольшое яркое пятно прямо по курсу и гордо заявил:
– Это город-крепость Бандур, по мне, так красивейший город Империи. Его белоснежные стены видно издалека. К вечеру будем на месте.
И он не соврал, в лучах заходящего
Тысяцкий Сахди на слово не верил никому, поэтому и устроил мне проверку, напрасно Хегор доказывал ему, что я прекрасный боец и очень сильный мечник. В итоге, эта проверка стоила бандурскому гарнизону пары свороченных челюстей, одной сломанной ноги, одной колотой раны и невероятного числа царапин, которыми я разукрасил физиономии, руки и плечи своих противников. Зато, когда Сахди принял меня на службу сразу десятником, восемь Их Неустрашимостей едва не передрались за честь видеть меня в составе своих сотен. Зато, когда я сказал Хегору, что я теперь тоже «Его Непоколебимость», он так долго и заразительно смеялся… оказывается, все эти «непоколебимости» и «несокрушимости», совсем даже не звания, а что-то вроде наших орденов и медалей и это «звание» надо еще заслужить, а пока я просто «десятник Сергар» и по совместительству «инструктор по фехтованию» Его Несокрушимости, сотника Индара, первым заместителем которого и является, десятник первого десятка, Его Непоколебимость Хегор. Я сам выбрал эту сотню, потому как именно в ней и служат Хегор и его брат. За спасение брата, кстати, Хегор обещал мне проставиться в тот же день и свое обещание, надо заметить, выполнил на все сто, нет, двести процентов, потому как удачное завершение путешествия, мы отмечали в Храме Лякшми, с ее жрицами.
Прошло чуть больше двух месяцев, моей службы на благо Империи, когда патрули донесли, что довольно крупная группа кочевников продвигается в направлении Империи, обходя стороной Бандур. Тысячник отправил на перехват сотню, в которой служил я.
Наша сотня тяжелых конных кирасир Империи, ураганом налетела на кочевников, перебила треть, а остальных погнала в пустынную степь. Лошади у нас были крепче степных кляч, оружие – лучше, а дисциплиной и мастерством рубки мы не уступали лучшим кирасирским эскадронам Императорской Гвардии, а опыта было куда больше. Казалось, степные разбойники обречены, но их демарш – и атака, и последующее
отступление были всего лишь хитрой игрой. За барханами скрывалось настоящее войско, тысячи две всадников на длинноногих мохнатых зверях жутко похожих на верблюдов. Сотню окружили, началось истребление, и Его Неустрашимость, наш временный сотник, Индар остался в городе, за неделю до этого он сломал ногу на тренировках, пал одним из первых, а вместе с ним пали и четверо из десяти десятников. Хегор попытался взять командование на себя, но вылетел из седла словив стрелу в плече.
Времени разбираться и искать следующего по чину, времени не было, да и почти все легионеры сотни знали меня и лично и в лицо. Пришлось брать командование на себя и если я еще смог бы уйти, то имперцам пришел бы скорый конец. Благо, что кочевники еще не успели выстроиться в свою знаменитую карусель и нападали на остатки сотни волнами, и когда очередной натиск был отражен, я ссадил бойцов с лошадей. За несколько минут они возвели круговую баррикаду из мертвых тел и конских трупов, прирезав и половину своих скакунов. Во время последующих атак этот вал становился только все выше и выше, ибо легионеры, засевшие за ним, вовсю работали пиками и длинными кавалерийскими палашами. В центре импровизированного укрепления разожгли огромный костер из
массу дыма. Плотный столб черного, густого и жирного дыма поднялся к небу. К счастью, этот сигнал был замечен одним из патрулей, и Его Свирепость, тысяцкий Индар, лично прибыл на выручку с четырьмя сотнями.
Когда легионеры обратили врагов в бегство, Индар лично провел ревизию нашего импровизированного форта и принял мой доклад. Убедившись, что все сказанное соответствует действительности, он приподнял бровь и рявкнул:
– Клянусь рогами и копытами Иджлиса, это самый невероятный доклад, что я слышал! – после чего произвел меня в Их Неустрашимости, минуя Их непоколебимость. От сотни сохранилось половина отряда, так что его слова потонули в довольном гуле. Так я стал настоящим десятником, опередив в ранге, пусть и чисто номинально, Хегора.
Наверное, все бы на этом и закончилось, а я жил бы себе тихонько в Бандуре, тянул солдатскую лямку, да дожидался появления непонятной Сущности, из-за которой и оказался в этом Мире, если бы не пресловутое ревностное отношение к легионерам со стороны Империи и Императора. Прощать диким кочевника полсотни жизней никто не собирался. Хотя, скорее всего Император просто решил упредить удар Степи по Империи. Пленных в том бою было взято предостаточно, а палачам не занимать опыта развязывать языки. Так что, очень быстро все узнали, что в Степи появился новый вожак, который вполне успешно объединяет разрозненные племена, собирая огромную армию. Как бы в подтверждение этого, на противоположном берегу большой реки, издавна являющейся естественной границей между Империей и Степью, появились довольно крупные отряды кочевников, которые уже не удирали без оглядки от имперских патрулей, а заманивали их в засады и планомерно вырезали. Как сказал бы какой-нибудь поэт, в воздухе запахло большой кровью.
Уже через месяц тысяцкий собрал всех сотников и первых десятников, Индар захватил на это совещание и меня. Хотя, никакого совещания по сути и не было. Тысяцкий Сахди уведомил нас, что Император принял решение пройти по Степи с огнем и мечом, а нашей тысяче доверено почетное право переправится на противоположный берег первыми. На лица сотников и десятников стало больно смотреть, так они побледнели. А потом нас поставили в известность, что вторжение начнется через шесть дней.
– Все, все свободны. Сотник Индар, десятники Хегор и Сердар, останьтесь. – когда за последним приглашённым закрылась дверь, тысяцкий, глядя на Индара спросил, – сотник, сколько из твоих людей умеют плавать? – вот тут-то нам уже поплохело окончательно, стало ясно, что захватывать плацдарм, да еще под обстрелом противника, предстоит нашей сотне.
– Десятник Сергар занимается со всеми. Так что, лучше будет спросить у него.
– Говори, десятник.
– В сотне плавать умеют все. Кто лучше, кто хуже. Но большой роли это не играет. Никто из них реку самостоятельно не переплывет, тем более с оружием и доспехами и кони тут мало помогут, на них столько брони, что им бы самим переплыть. – взгляд тысяцкого потух.
– Значит как всегда?
– Есть шанс. Я смогу переправить на ту сторону не только сотню, но и всю тысячу и при этом без потерь, ну, почти без потерь. Но мне нужна будет помощь.
– Говори!
– Нужен мост.
– Это нереально. Кочевники не дадут его построить.
– А мы их и спрашивать не будем. – а потом рассказал об понтоне.
А на следующий день по всему городу застучали топоры и завизжали пилы. В ход шло все, и заборы, и телеги, и дома, близлежащие рощи вырубили под корень. Все это свозилось на берег, где несколько сот плотников соединяло все это в один, трехсотметровый понтон. Разведчики кочевников буквально паслись напротив стройки, но так и не поняли, что именно мы делаем. А в назначенный час, наша сотня заняла место на понтоне, окружила себя большими пехотными щитами, глухо тюкнули топоры, обрубая канаты, уперлись в илистое дно десятки шестов… течение реки подхватило один конец понтона и начало его разворачивать поперек реки. Через полчаса первые десятки ступили на землю Степи, захватывая плацдарм. Вслед нашей сотне на вражеский берег хлынули и остальные сотни нашей тысячи. А я стал сотником и настоящим Их Неустрашимостью. Причем, сотню мне еще только предстояло сформировать, и она должна стать первой инженерно-строительной сотней Империи. Совсем не дурственная карьера.