Барон Унгерн

Жуков Андрей Валентинович

5 октября 1912 года высочайшим приказом хорунжий барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг был произведен в чин сотника «за выслугой лет». Послужной список барона отнюдь не блестящий, но в то же время и вполне приемлемый: в графе под вопросом «Подвергался ли наказаниям или взысканиям» отмечено: «Не подвергался». В это время Унгерна снова потянуло в Забайкалье — неподалеку от русской границы разрастались столкновения между монголами, добивавшимися независимости, и китайцами. Россия, имевшая собственные интересы в Монголии, не могла оставаться безучастной к событиям близ своих рубежей. Унгерн подает прошение о переводе в Забайкальское казачье войско — оттуда есть неплохие шансы попасть на войну, инструктором в формируемую монгольскую армию. В 1913 году 2-й Верхнеудинский казачий полк был передислоцирован на стоянку в Монголию, объявившую к тому времени о своем отделении от Китая. Однако командир Амурского полка полковник Раддац отказался отпустить барона из своей части. Унгерн был перспективным офицером, с ним командование связывало определенные надежды. Следивший за событиями, развивавшимися в Монголии, по газетным сообщениям, Унгерн подает прошение об увольнении от службы «по домашним обстоятельствам» и зачислении в запас по Забайкальскому казачьему войску. 13 декабря 1913 года барон Унгерн был зачислен в запас и причислен к войсковому сословию Забайкальского казачьего войска. Не дожидаясь оформления всех необходимых бумаг, он отправляется в Монголию, очевидно, не ранее августа 1913 года, как частное лицо, в одиночку, точно так же, как и прибыл из Забайкалья. Известие о зачислении в запас барон получает уже в Халхе — Внешней Монголии.

Глава 4

Монголия

Едва ли наиглавнейшим стратегическим направлением внешней политики Российской империи на протяжении нескольких столетий были Балканы и Константинополь. Освобождение славянских народов

от османского владычества, установление контроля над черноморскими проливами и, наконец, водружение православного Креста над храмом Святой Софии в Константинополе — вот основные русские внешнеполитические приоритеты в XVIII–XIX веках. Однако в девяностых годах XIX века, с приходом нового императора Николая II, приоритеты и стратегии политики империи все более смещались на восток. То, что Николай II принимал дальневосточное направление близко к сердцу, не вызывает сомнений. Будучи наследником престола, он совершает грандиозное путешествие, посещает Индию, Китай, Японию. Уделявший огромное внимание развитию российского флота император искал незамерзающий порт, который должен был обеспечить господство Российской империи на Тихом океане. В России думали о Востоке: англичане усиленно стремились на север, в Гималаи и Тибет, где неизбежно должны были столкнуться с Россией, завоевавшей в семидесятые годы XIX Среднюю Азию. Передовые части британской армии медленно, но верно приближались к южным и восточным границам России, становясь реальной угрозой для ее безопасности. Не мог не вызывать тревоги и формировавшийся англо-японский союз. Япония, вышедшая на мировую арену после многовековой изоляции, стремилась к утверждению своего влияния в Китае, Корее и Монголии. 30 сентября 1900 года император Николай II принял в Большом зале Ливадийского дворца посольство далай-ламы XIII во главе с лхарамбой Агваном Доржиевым, прибывшим из Тибета. Доржиев передал Николаю II письмо и подарки от далай-ламы: медное позолоченное изображение Будды с прекрасным одеянием, чудодейственные пилюли — «рилу», составленные из многих драгоценностей и имевшие силу уничтожать яд, слитки золота, старинный жемчуг и тибетскую бирюзу. Русский епископ Митрофан (Зноско) позже писал о том, что тибетское посольство поднесло русскому царю подлинные одежды Будды. «Тебе одному принадлежат они по праву и ныне прими их от всего Тибета», — произнес тибетский лама.

Бурят из Забайкалья, Авган Доржиев (1854–1938), в 19-летнем возрасте отправился с паломниками в Тибет. Он окончил высшую богословскую школу при монастыре Дэпун, получил ученую степень лхарамба, был назначен наставником-воспитателем юного далай-ламы. Сам Доржиев писал, что в частных беседах он рассказывал далай-ламе, «как мои сородичи, состоя в подданстве русского царя, свободно, без всяких притеснений, исповедают свою буд дийскую религию и пользуются всей защитой правительства». Это был уже не первый визит Доржиева к императорскому двору — в 1898 году он побывал в Петербурге. Николай II тогда принял Доржиева и выразил пожелание получить письменное обращение от далай-ламы. В 1900 году состоялись также переговоры Доржиева с министром иностранных дел В. Н. Ламздорфом, военным министром А. Н. Куропаткиным и министром финансов С. Ю. Витте. На следующий год Доржиев вновь прибыл в Петербург во главе небольшого тибетского посольства (7 человек). 23 июня 1901 года посольство Тибета было принято императором в Петергофском дворце. В результате переговоров Доржиева с Ламсдорфом МИД России направил российского бурята Б. Рабданова в качестве консула России Дацзяньлу (Китай), получив ему собирать информацию о положении в Тибете. У военного министра А. Н. Куропаткина Доржиев просил помощи оружием, а также вел переговоры о посылке русских военных инструкторов в Тибет. Куропаткин дал согласие на поставку тибетцам партии легкого стрелкового оружия, а вопрос о посылке инструкторов так и не был решен ввиду жесткого противодействия британского правительства: активность России в Тибете расценивалась в Англии как наносящая ущерб британским интересам. Поездки Доржиева в Россию явились поводом, которым воспользовался вице-король Индии лорд Керзон для организации вооруженной экспедиции в Тибет. 6 ноября 1903 года отряд английских войск под командованием генерала Макдональда и полковника Ф. Янгхазбенда получил приказ о продвижении в Тибет. 22 декабря 1903 года английский отряд занял тибетский пограничный пост Пари. Весной 1904 года начались военные столкновения — англичане дважды разгромили отряды тибетцев, стремившихся преградить им путь. Как писал очевидец, участник экспедиции Ф. Уоддель, «сипаи начали отнимать ружья у тибетских воинов, раздались непроизвольные выстрелы, и тогда солдаты экспедиции, сикхи и сипаи, окружившие тибетцев с трех сторон, дали залп, еще и еще…» «Эта чернь, — продолжал Уоддель, — не имевшая возможности устоять против сосредоточенного огня нашего войска, через несколько секунд отошла, побросала оружие и бросилась бежать изо всех сил, конечно, не очень быстро благодаря крутизне. Большая часть тибетцев, пробегая под нашим огнем, падала; на них сыпался град наших пуль и шрапнельных горных батарей, которые разрывались вверху; они погибли почти все, до одного человека. Между тем наша… пехота безжалостно преследовала толпу рассеянных и беспорядочно спешивших беглецов из числа тех тибетцев, которые находились на более далеком расстоянии; их тела усеяли дорогу на протяжении нескольких миль… В общем тибетцы потеряли около 300 убитых, 200 раненых и 20 пленников. У нас было ранено 13 человек…» Таковым был итог этого побоища. 10 апреля 1904 года англичане вторично разбили тибетские отряды, а 4 августа английский отряд вошел в Лхасу. Далай-лама XIII отказался вести переговоры с англичанами и покинул столицу Тибета, отправившись в Монголию.

Сообщения о вступлении на территорию Тибета английского отряда многими в России воспринимались с тревогой — императором, военным руководством, общественным мнением. Общее представление о происходящем сводилось к тому, что «англичане обошли русских» и нарушили определенное равновесие сил в этой части Азии. Представители «протибетского лобби» в кругах столичной элиты (П. А. Бадмаев, князь Э. Э. Ухтомский, великие князья Николай Михайлович и Константин Константинович, востоковеды Г1. П. Семенов-Тян-Шанский, Ф. И. Щербатский) пробуждали правительство занять более решительную позицию в «тибетском вопросе». 14 января 1904 года Николай II принял в Зимнем дворце подъесаула 1-го Донского казачьего полка Н. Э. Уланова и Бакши (вероучителя) Д. Ульянова — будущих руководителей группы калмыков-буддистов, следующих в Лхасу. Военный министр А. Н. Куропаткин так изложил в своем дневнике впечатления от аудиенции: «Докладывал о посылке калмыка, подъесаула Уланова, в Тибет разузнать, что там делается и особенно что з» там делают англичане… Государь соизволил, чтобы это была частная поездка на свой страх и риск. Приказал посоветовать Уланову, «разжечь там тибетцев против англичан».

После длительного путешествия калмыки достигли Лхасы (в пути скончался подъесаул Н. Э. Уланов). Англичан в столице Тибета к этому времени уже не было. Калмыки нанесли визиты тибетским руководителям, посетили монастыри, приобрели буддийские трактаты. Д. Ульянов подал регенту монастыря Тиримпоче доклад, в котором со ссылками на мифологию буддизма проводил мысль, что тибетцам следует искать покровительства России и Китая, а не Англии. В августе 1905 года экспедиция двинулась в обратный путь.

В контексте взаимоотношений русского самодержавия и буддизма любопытными представляются замечания современного российского историка Сергея Илюшина: «… Русский государь воспринимался носителями традиционного (средневекового, архаического) мировоззрения, независимо от их конфессиональной принадлежности, как полностью соответствующий определенным священным параметрам миродержец… Все российские монархи после Екатерины II рассматривались ламами высоких посвящений как воплощения почитаемой в Тибете богини Цагаан Дара-эхэ (Белой Тары). А в 1908 году государю Николаю II от Бакши буддистов-калмыков Дона… была поднесена драгоценная мандала «Тринадцатиричный Ваджраб-хайрава» — трехмерная модель Вселенной, обладающая, как считалось, «волшебными» свойствами карта буддийского космоса, посвященная одному из самых «сильных» охранительных божеств. Уникальность этого дара состояла не только в его ценности, но и в духовной мотивации этого дарения как ритуального подношения почитаемому царю, покровительствующему буддизму и в этом сопрягающемуся с величайшими властителями древности… Накануне и во время Первой мировой войны на русского царя с надеждой смотрели представители всех традиционных («реликтовых») религиозных меньшинств на Востоке: иранские зороастрийцы — «гебры», члены древнехристианских церквей — и несториане, и монофизиты… Буддисты и ведантисты строили хитроумные генеалогические теории, выводящие династию Романовых от ведического царя Раманы… Дело в том, что феномен русской монархии сверхэтичен и сверх-историчен. Образ белого царя, «держащего свой престол на краю Севера», тем и был силен, что имел прежде всего духовный смысл и эсхатологическую направленность. Именно традиционный, охранительный смысл монархии и мог бы стать формообразующим, действующим фактором в новую эпоху…»

Николай II, безусловно, внимательно прочитал Памятную записку о противодействии англичанам, составленную крещенным бурятом Петром Александровичем Бадмаевым [8] в январе 1904 года: «Тибет —

ключ Азии со стороны Индии. Кто будет господствовать над Тибетом, тот будет господствовать над Кукунором и над провинцией Сычуань; господствуя над Кукунором — господствовать над всем буддийским миром, не исключая и русских буддистов, а господствуя над Сычуанью, господствует и над всем Китаем. Очевидно, англичане ясно сознают, что, завладев Тибетом, они через… Монголию будут иметь влияние, с одной стороны, на наш Туркестан, а с другой — на Маньчжурию… Они никогда не уйдут с занятой позиции и, возбуждая против нас весь буддийский мир, они в действительности сделаются единственными господами над монголо-тибето-китайским востоком. Неужели истинно русский человек не поймет, сколь опасно допущение англичан в Тибет, — и японский вопрос нуль в сравнении с вопросом тибетским: маленькая Япония, угрожающая нам, отделена от нас водой, тогда как сильная Англия очутится с нами бок о бок».

8

Восприемником (то есть крестным отцом) Жамсарана Бадмаева, в крещении Петра, был император Александр III. Отсюда и отчество, данное Бадмаеву, — «Александрович».

П. А. Бадмаев был убежденным монархистом и сторонником усиления русского влияния на Востоке. Он строил грандиозные планы по включению Монголии, Китая и Тибета в сферу влияния Российской империи, не исключая полного присоединения этих стран. 13 февраля 1893 года он писал отцу Николая II, императору Александру III: «… народы Азии искали покровительства, защиты, дружбы и подданства России. Они… относятся с энтузиазмом к царствующему в России дому и беспредельно преданы ему. Весь Восток симпатизирует России, и русского царя называют на Востоке… белым царем, богатырем…» (Еще в XVIII веке монголы объявили императрицу Екатерину II воплощением Белой Тары — всевидящей богини милосердия. С тех пор все русские цари династии Романовых считались у монголов и тибетцев воплощением богини Цагаан Дара-эхэ (Белой Тары). — А. Ж.).

После неудачно сложившейся Русско-японской войны требовалось усиление российского военного присутствия на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, у границ Халхи-Монголии и на Тибете… Вообще расширение Российской империи на юго-восток входило в геополитические планы Николая II. По словам историка Р. В. Багдасарова, именно «под этим углом зрения следует рассматривать и возведение в Петербурге крупнейшего в Европе буддийского молитвенного здания. Вопрос о строительстве храма детально обсуждался государем с Авгоном Доржиевым 04.08.1907 года; тогда же Николай Александрович передал свое приглашение приехать в столицу и далай-ламе. Первая служба в храме Калачакры состоялась 21 февраля 1913 года и была приурочена к 300-летию дома Романовых… Беспрецедентная в тогдашней Европе свобода предоставлялась исламу. 3 февраля 1910 года в столице началось строительство величественной соборной мечети. За архитектурную основу был взят мавзолей Гур-Эмира в Самарканде, где находится гробница Тимура… Следует отметить, что действия государя, выражавшиеся в лояльном отношении к таким нехристианским конфессиям, как ислам и буддизм, вызывали непонимание и сопротивление у целого ряда иерархов Русской православной церкви, не желавших, по словам современного историка Романа Багдасарова, «разделить с Николаем II ответственность за новую религиозную политику». Так, известный церковный публицист, издатель «Троицких листков» архиепископ Никон (Рождественский) требовал остановить строительство «капищ» в Санкт-Петербурге, максимально ограничить деятельность нехристианских конфессий. Никон и иже с ним не могли понять одной очевидной вещи: логика развития любой империи диктует предельную лояльность в вопросах вероисповедания. Николай II являлся отцом всех народов, входивших в империю, и не мог себе позволить унижать тех нехристиан, которые, исходя именно из своих традиций, желали послужить русскому престолу.

… Халха-Монголия, или Великая Степь (таково было древнее название этой страны) давно привлекала самое пристальное внимание и российского МИДа, и Генерального штаба Императорской армии, и Священного Синода Греко-российской православной церкви, и десятков тысяч русских торговцев, промышленников, золотоискателей, и просто любителей приключений. Российское Императорское географическое общество (ИРГО) снаряжало в Великую Степь многочисленные научные экспедиции. Монголию, пустыню Гоби, пути в Тибет исследовали экспедиции Н. М. Пржевальского, П. К. Козлова, В. Потанина, православные духовные миссии, просто предприимчивые торговые люди. Монголия была своеобразным ключом к Центральной Азии, отсюда открывалась дорога в таинственный Тибет, куда так стремились британцы, отсюда предоставлялась возможность активного влияния на политику пекинского императорского двора. Особенное значение Монголия приобретала в свете усиливавшегося стремления европейских держав, а также Японии и набиравших силу Северо-Американских Соединенных Штатов к экономическому и политическому доминированию в многомиллиардном Китае. В апреле 1905 года, когда Русско-японская война была в самом разгаре, в административный центр Халхи — Внешней Монголии, Ургу, был командирован действительный член Императорского Географического общества, капитан русской армии Петр Кузьмич Козлов. Все расходы по командировке капитана Козлова несло русское военное ведомство — П. К. Козлов был военным разведчиком и работал, как ныне говорят, «под прикрытием» ИРГО. В своем письменном отчете о командировке в Монголию сам Петр Кузьмич сообщал: «В апреле месяце текущего 1905 года я был командирован по высочайшему повелению в Ургу, в целях приветствования тибетского далай-ламы от ИРГО; вместе с тем Главный штаб возложил на меня поручение изучить современное состояние Северной и Восточной Монголии». В своем докладе П. К. Козлов сообщает, в частности, любопытные сведения о настроениях и симпатиях монголов: «Монголия вся совершенно спокойна и дружественно расположена к России, чему в значительной степени мы обязаны в настоящее время отличным отношениям с правителем Тибета [9] . Обаяние и престиж далай-ламы действительно огромны. Урга только теперь увидела всех монгольских князей, открыто льнущих под совет далай-ламы… Монголия беспрепятственно продает армии рогатый скот, баранов и лошадей. Нынешнее лето в Монголии отличалось крайней сухостью, бездождьем, вызывающим опасения за пастбища. Трехсотенный отряд хунхузов, состоящий на службе у русской действующей армии, по справкам, работает блестяще в нашу пользу. Соседние монголы также». Но не только капитан П. К. Козлов вел разведывательную работу в интересах Российской империи. Весной 1906 года для усиления русского политического и экономического влияния в Монголии в Харбине была учреждена так называемая монгольская агентура, во главе которой был поставлен офицер-разведчик, подполковник Генерального штаба Александр Дмитриевич Хитрово. Этот чрезвычайно деятельный человек сделал очень много для усиления русского влияния в Монголии. В августе 1914 года он примет участие в конференции с представителями Китая и Монголии, будет назначен пограничным комиссаром в Кяхте. По словам петербургского востоковеда и историка И. И. Ломакиной, Хитрово «отличался от всех других русских чиновников особой активностью, кстати, совсем не поощряемой на Востоке инициативой». Линия судьбы А. Д. Хитрово трагически пересечется в 1921 году с судьбой бароиа Унгерна. Бывший полковник царской армии Алексей Дмитриевич Хитрово будет арестован в Урге и убит в унгерновской контрразведке. О причинах такого печального конца мы можем только гадать. Вот что писал о гибели Хитрово Д. П. Першин, русский чиновник, директор открытого в 1915 году Монгольского национального банка, живший в то время в Урге и оставивший написанные в 1933 году воспоминания «Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак»: «Полковник Хитрово был ярким примером того времени, когда считали, что военный человек — универсальный человек и будет везде на месте, куда ни поставь. Такая тенденция на окраинах часто была в административном отношении сущим наказанием и создавала в окраинах ряд таких осложнений, которые затем и распутывать было трудно. Хитрово был живым примером всего этого, хотя лично был человек недурной и, вероятно, служи он по военной части, то был бы на месте. Ведь сам же он не переваривал «атамановщины», какой она народилась, например, в Забайкалье, в лице Семенова…» После неожиданного ареста Хитрово был расстрелян и Першин, как ни пытался, так и не смог дознаться до причин, приведших отставного полковника к столь трагическому концу. [10]

9

Об обстоятельствах пребывания далай-ламы XIII в Урге в начале XX века, о роли России в судьбе духовного вождя буддизма см. прекрасную книгу востоковеда И. И. Ломакиной «Великий беглец». М., 2001.

10

Скорее всего, причиной трагической гибели А. Д Хитрово стало то, что, исполняя обязанности русского вице-консула в Кяхте во время Гражданской войны, он был сторонником и оказал содействие вводу китайских войск в Кяхту, т. е. на русскую территорию. Хитрово мотивировал свое обращение к китайцам тем, что контрразведка атамана Г. М. Семенова «залила кровью Троицкосавские казармы, где были убиты сотни ни в чем не винных людей, и таковое кровопролитие можно было остановить только военной силой…» (См. Першин Д. П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. С. 363.) С точки зрения Унгерна, подобные действия расценивались как прямая измена, т. к. китайцы, попав на русскую территорию, совершенно не собирались ее оставлять.