Барон
Шрифт:
Медиан места себе не находил на следующий вечер после неудавшегося похода, я печенкой чувствовал как он мечется, разговаривая со мной.
— Вы в самом деле святой!? — его голос замер в конце фразы.
— Я - нет, а вот мой тезка Егориус — святой. Знаете, Медиан, я почти ничего не помню. Молитва, благодать… такая светлая! — врал я напропалую, — отправил их наказать клеветников, зачем-то… со мной такое впервые. Даже не знаю, что и думать, это больше по вашей части.
— Я чувствовал… всегда. Что-то в вас не то, — медленно рассуждал помощник, — передумал и про черных и про древнего, вы
— Спаситель ведет вас! — заявил внезапно очень торжественно, — Вы очистите мир от скверны демонов! Я уверен в этом! Да пребудет с вами благодать Его! — закончил совсем пафосно.
— Полно вам! Сделаю все, что смогу. Извините, меня зовут.
— Конечно, конечно! Да, вспомнил! Брат Иглуний, наш епископ, сегодня резко засобирался в поездку, на инспекцию приходов и монастырей, а он домосед…
— Мне это совершенно не интересно! До связи, брат Медиан, — и сразу отключился, не стал ждать дополнительных прощаний. Вроде не фанатик, а ведет себя… как истинно верующий ведет. Храни его господь.
О пелене благодати друзьям я рассказал.
— Что ж, очередное подтверждение. Не зря мы с тобой связались, — спокойно сказал Рон. Остальные с ним согласились.
Через три дня после "Шествия Спасителя" я принимал присягу у моей "армии". Две сотни солдат и сотня всадников выстроились на плацу рядом с новыми казармами. Сотня копейщиков с новенькими щитами с изображением серпа и молота, и сотня арбалетчиков без щитов. Арбалеты — наши стреляющие амулеты. Названия сотен было довольно условным, у нас все будут уметь все. Вернее уже умеют: Рон специально таких подбирал, и двадцатку местных уже натаскали.
Для особой торжественности все, в том числе и я, были в красных плащах с серпом и молотом. У знаменосца напротив строя реял аналогичный флаг. Красиво, черт побери! Я стоял рядом со знаменем. Хуго рядом со мной.
Забили барабаны, запели горны и ко мне четким строевым шагом направился Прунис, мой капитан, командующий вооруженными силами. Рон остался комендантом крепости и начальником тайной стражи.
— Господин барон, воины армии баронства Комес для принятия присяги построены! — доложил Прунис.
Я оглядел ровные ряды. Солдаты стояли замерев. Они были очень разные: и молодые и многоопытные, и радостно возбужденные и хмуро торжественные. Перед своими десятками неподвижно стояли знакомые мне Салих и Рухис.
— Воины! — я начал речь, — Сегодня у вас появится новая Родина, баронство Комес. Станьте достойными её гордого имени! Защищайте её не жалея жизни, как свою родную землю, как землю предков — это большая честь! Гордитесь ей! Неважно по делу или нет, но гордитесь. И пусть все завидуют вашим алым плащам! Пускай от одного слова: "Комес" — враги затрепещут, друзья воспрянут. Добейтесь этого! О вас начнут говорить — не опозорьтесь, и вас зауважают. Помните всегда — за спиной Родина. Она маленькая и отступать некуда. И еще помните — за вами наши жизни и… души. Моя в том числе. Души. Вы поняли, о чем я. Остался месяц, может чуть больше. Готовьтесь, отсиживаться не будем. Да и не получится. Спаситель с нами!
— Капитан, подводите людей к присяге, — закончил я сумбурную
— Есть! — повернулся к строю, — Десятники, выводите людей на присягу. Подесяточно, согласно номеру, равнение на командующего — вперед!
Раздались команды десятников, и десятки ровными шеренгами подходили ко мне. Замирали и четко орали слова присяги, она была самой обычной, принятой во всех армиях имперских стран, принимали благословение от Хуго, четко разворачивались и отходили. Последним присягнул Прунис.
На этом торжественная часть закончилась. Началось веселье.
Глава 16
По возвращению из Комеса, принцессу мягко арестовали, просто перестав выпускать с её части дворца. Всего десять комнат, темница! Ни балов, ни приемов, ни прогулок, ни поклонников — скукота! Хотя нет, на счет поклонников не совсем верно, прорывались кавалеры к верным фрейлинам, а заодно и хозяйке внимания перепадало, и сплетни не переводились. Впрочем, сплетни разносили не только люди, но и газеты и новомодные амулеты — радио, их "заключенных" не лишали. Даже Комес можно было услышать сквозь треск помех. Правда, "Башня Комес" сплетен практически не разносила, но хватало и других "башен".
Деятельной натуре Асмильды было невообразимо скучно. От окончательного отупения девушку спасали длинные рыцарские романы, амулеты иллюзий, да длинные разговоры с Витаром по подаренному разговорнику — обыскать дочь герцога не посмели.
— Скучаешь, узница ты моя? — спрашивал обычно Витар, выходя на связь.
— Один ты меня и спасаешь, малыш, я бы совсем рехнулась без твоего голоса! Фрейлины уже в печенках сидят, гоняю их и в хвост и в гриву! Ты же меня знаешь.
— Знаю, узница, знаю и завидую им. С удовольствием поменялся бы с ними местами! — со смехом отвечал Витар и болтали они ночами напролет.
Вот и нынешняя ночь исключением не являлась.
— Сегодня матушка изволила заявиться. И что ты думаешь? Правильные были слухи, замуж меня папенька хотят отдавать!
— Говорил же я тебе, оставайся! А ты все честь семьи, да честь семьи! Вот и выйдешь по-честному! Только не за меня! — с отчаяньем выкрикнул Витар.
— Ха-ха-ха, — произнесла раздельно, — не кипятись, Малыш. Двоих женихов спровадила, спроважу и третьего. Или подумать? Шучу, не заводись!
— Сейчас, правда, серьезней, — вздохнула Асмильда, — матушка утверждает, что папенька выпустит меня исключительно на опоясывание. Хоть бы сам мне это сказал! Я, видите ли, не заслужила чести предстать пред ним! Он вообще со мной не встречался и в разговорник не отвечает, снял его. Надо же, обиделся! Говорят, он очень зол на Егора, не знаешь почему?
— Не знаю, родная, — не стал еще больше огорчать любимую Витар, — наверное, потому что не выгнал тебя, беглянку.
— Не знаю, не знаю, отец не такой, не стал бы из-за такой ерунды так обижаться. Понимает же, что я одна в этом виновата. Тем более вы меня спасли. Что-то здесь не то.
— Брось об этом думать, это не твоя забота. Твоя забота — жених! Скажи, кто он такой и я разорву его на кусочки!
— Какой-то графенок какого-то графства. Не пачкай руки, я сама ему кровь выпью. Люблю свежанинку, — ответила принцесса с притворным рычанием.