Басаврюк ХХ
Шрифт:
Полковник включил электрическую лампу — и комнату залило мягким светом.
— С вашего разрешения я продолжаю. Коротко о себе. Родился на Слобожанщине. Образование получил в Харьковском университете. В 1911 году за попытку создать нелегальную украинскую организацию в Харькове попал под надзор полиции и был вынужден уехать за границу. Работал инженером на строительстве железной дороги в Сербии. С началом войны был в сербской армии, вместе с остатками своего полка попал к русским. В 1917 году вступил в армию Центральной Рады. При Гетмане находился в корпусе Петра Болбочана. После Восстания перешел на сторону Директории. При Главном атамане был командиром отдела особого назначения. По глубокий рейд в подполье белых получил чин полковника. А осенью 1920 и случилась со мной приключение, которое полностью изменило и мою жизнь, и представление о мире вокруг нас.
Вы хорошо помните ту трагическую осень. Армия отступала из Подолья. Мы как раз вернулись к ставке Главного, прорвавшись вместе с отделом польских гусар сквозь какой-то красный полк. У меня оставалось не более двух десятков казаков. Все были смертельно уставшие, но не успел я разместить своих людей в каком-то полуразрушенном костеле, как меня вызвали в Главное.
Атаман кратко дал необходимые инструкции. Произошла путаница, привычная и не в таких хаотических обстоятельств. Вагон с важными государственными документами повесили не до того поезда, и вернуться он уже не мог, потому что конница Буденного перерезала железнодорожную колею. Я получил поручение со своей сотней перейти через линию фронта и разыскать на одной Богом забытой волынской железнодорожной станции, этот поезд. «Надежды на успех очень мало, — сказал Атаман, — но невозможно допустить, чтобы эти документы попали в руки красных».
Оставалось надеяться, что красные не успели отправить найденные документы к своему тыла. Времени почти не было, но прикинув на карте, через которые чаще нам придется карабкаться, я решил дать своим казакам несколько часов на отдых. Длительные месяца непрерывных боев настолько меня заморили, что 6:00 я проспал как мертвый. На рассвете мы отправились в направлении фронта, который был обозначен непрерывной артиллерийской канонадой.
Нам удалось почти беспрепятственно пройти через передовые части красных и мы отправились на южную Волынь. Казаки понатягали фуражки со звездами. Я имел при себе документы, какого-то комиссара. Средство примитивный, но и действенный. Нас особо никто и не проверял. Красные победно перлы Галичину, и пара десятков всадников никого не интересовала. Единственной опасностью в этом была возможность нарваться на своих повстанцев, поэтому, когда мы углубились в лес, я приказал поснимать звезды с фуражек. Одно удовольствие было шаркать сквозь лесные чащи по мокрой земле. Начались дожди, в деревни мы заезжать не рисковали, и поэтому ехали мокрые как крысы. Правда, мои казаки прошли хороший подготовку в повстанческих отрядах, и поэтому сносили это путешествие довольно неплохо. Особенно хорошо держался местный волыняк, есаул Петр Люлька. Он хорошо знал эту местность. Характер у него был веселый, и рассказы о непревзойденных волынских девушек не давали отряда окончательно раскиснуть под дождем.
Через несколько дней мы, судя по карте, приблизились к нужной железнодорожной станции. Дожди прекратились, появилось солнце. Задача уже не казалось мне таким безнадежным. Теплилась, что красные в своем стремлении зажечь мировой пожар, не обратили внимания на один из сотен поездов, которыми были забиты все дороги Подолья и Волыни, и он стоит себе спокойно на станции, и единственная опасность, которая грозит документам, так это пойти на сигареты крестьянам.
Мы разбили лагерь в удобном яркой, и я отправил Люльку с одним казаком добыть сведения о том, что происходит на станции. Я хорошо знал способности своего есаула, но здесь он себя превзошел, притянув через несколько часов «языка». Это был один из красноармейцев, приставленный охранять вагоны. После убедительных аргументов Трубки быть более красноречивым тот сообщил, что вскоре должен подойти усиленный отряд, чтобы забрать документы.
Действовать надо было немедленно. Мы снова повесили звезды на фуражки, сделали хороший крюк и выехали на дорогу главным путем. Я ткнул в лицо командиру охраны комиссарский мандат, владелец которого давно уже не нуждался ни документов, и сообщил, что мы прибыли забрать секретный груз. Тот провел нас к поезду и пригнал своих солдат, приказав тем составлять пакеты с документами на телеги, которые красные уже успели реквизировать у крестьян. Через несколько часов шесть телег отправились вместе с нами от железной дороги. Отъехав на пару километров, мы свернули к лесу.
Пробиваться с таким обозом назад было бессмысленно, и, доехав до ближайшего оврага, мы свалили все пакеты вместе и подожгли. Вдруг ко мне подскочил казак, которого я оставил следить за дорогой, и сообщил, что примерно сотня красных конников пронеслась к станции. Было понятно, что максимум через час они по следам догонят нас. Проклятые документы разгорались плохо и могли сгореть всего за несколько часов. Я приказал Петру Люльке с двумя казаками тщательно их дожечь, а сам с остальными казаков перегнал пустые подводы на другую сторону пути. Мы нашли открытую поляну, перевернули телеги и подожгли с расчетом, чтобы дым было видно с дороги, а сами устроились сзади в лесу.
План мой был довольно прост — заманить красных на «живца», завязать бой и уходить в лес, отвлекая их от оврага, где ребята смогли бы окончательно уничтожить груз.
Как я и ожидал, красные быстро возвращались, идя по нашим следам. Они увидели дым над лесом, и, зная о нашей количество, ломанули напрямик. Мои казаки имели четыре ручных «Льюис», на которые я больше и рассчитывал. Через несколько минут среди голых деревьев замелькали первые конники в остроконечных шапках.
Быстро темнело, пламя огня были уже высоки, и мы хорошо видели, как на поляну выскочили несколько десятков красных. Неблагодарное дело устраивать засады в осенних лесах, а еще более неблагодарное переться на лошадях по мокрой земле между деревьями навстречу четырем пулемета! Мы вместе открыли огонь… Несмотря на большую численность, начало боя для красных был проигран. Мы их видели, а они нас нет. Оставив с десяток своих забитых и раненых, красные отступили. Не дожидаясь, когда они придут в себя и, остановившийся, повторят наступление, мы, сев на лошадей, начали быстро погружаться в лес.
В полной темноте, рассеявшись, путая следы, мы уходили от преследования, — ситуация, думаю, знакома для каждого из присутствующих. Позади, растянувшись широким полукругом, стреляя и крича, продирались красные. Лес был неизвестен, троп мы не знали и поэтому карабкались через чащу куда Бог выведет. Вдруг мой конь захрапел и начал заваливаться на бок, я едва успел соскочить с него, — только пальцами почувствовал, как с простреленной лошадиной шеи струей бьет горячая кровь. Сколько я бежал через лес — не помню. Наконец скатился в неглубокий овраг и заполз в густые заросли терна. Идти сил у меня уже не было.
Погоня постепенно удалялась — выстрелы раздавались все тише и тише. Через некоторое время стало светать. Начиналась обычная осенняя морось, но я, утомленный беготней по мокрому лесу, не обращая на дождь внимания, заснул.
6 (Затерянные в лесу)
Проснулся от голосов, которые раздавались сверху:
— Может, кто то из них в овраге?
— Ну слезами, проверь!
Я осторожно потянул револьвер из кобуры. Два выстрела громко треснули над головой. Одна пуля ударилась у меня в сырую землю. Сделав еще пару выстрелов для ясного совести, чекисты поехали дальше.