Башня Драконьей Кости
Шрифт:
Конь действительно хороший. Тот, что до этого был, тоже неплохой. Быстрый, выносливый. Такими гонцы и аристократы пользуются, я уже писал, что за него в Хонери баснословные деньги отдал. Но по сравнению с конем ширая - хромой пони. Этот зверь, и быстр, и вынослив, и умен, как не всякий человек. Особая порода. Они, кроме шираев, никому не полагались, даже араршаин не мог претендовать на такого коня. И что, что Пайач дал нам, причем сразу двух - нарушение всех мыслимых и немыслимых запретов.
Зато как на нем ехать удобно! Сидишь, как на лодке, седло по заднице не бьет, разве что легко укачивает. Ход мягкий, нежный, но очень быстрый. И мне вообще ничего делать
Все это за одну ночь произошло - и "окружение" сняли, и совет, и выехали мы с Гобом. Не откладывая дело в долгий ящик. Шираи, напутствуя нас на дорогу, советовали коней до самого Хонери гнать, мол, "выдюжат". Но Гоб, как только мы выехали, заявил:
– Глупости несусветные. Выдюжить - выдюжат, но они в конце так плестись будут, с пеной изо рта, что их беременная рутха обгонит. Прогулочным шагом.
Я, конечно, не знал, кто такая рутха, и Гоб объяснил - небольшой зверек, размером с два человеческих кулака, питается листьями кустарника, который так и называется - куст рутха. Известен тем, что за сутки больше десятка метров никогда, даже если будет очень спешить, не пройдет. А, скорее всего, пару метров от куста до куста проползет, оборвет все листья, съест, и на дюжину дней спать завалиться. Проснется, и к следующему.
– Чего же тебя твоя даву даже таким простым вещам не научила?
– закончил Гоб.
А я тогда задумался. Где же Авьен и Хомарп? Куда их занесло в этот тяжелый для Латакии час? Очень тяжело было на душе.
Ехали мы, в нарушении установок, данных на прощание шираями, с остановками. А еще, хоть об этом никто не просил, разносили тяжелую весть. Враги в Латакии, вот-вот и сюда придет Отечественная Война, приедут шираи, Воины Пограничья, и будут учить, как врагов лучше всего убивать. Шаули Емаир - Отечественная война - только об этом и говорили во всех тех поселениях, где мы останавливались. И хоть хватало паникеров, которые призывали все бросить и куда-то уходить, к счастью, людей стойких повсюду оказывалось больше. Они были готовы отдать за Родину свою жизнь, не даром сотни лет работала агитация шираев, создавшая из врагов образ чудовищ, поедающих на завтрак невинных младенцев. Образ скорее приукрашенный - серые не только на завтра, а и на обед с ужином, и не только младенцев, а всех людей с радостью поедали. Паникеры оказывались повсюду в меньшинстве, и я был уверен, что к тому времени, как сюда доберутся шираи, почва будет подготовлена. Все люди, как один, встанут за свою родину…
А еще я как-то напел Гобу "вставай, страна огромная". Фальшивя, конечно, но суть он уловил. Переложил на местные мотивы, я сделал примерно адекватный перевод на язык Латакии, и мы теперь каждый раз не только рассказывали, а и пели.
– Проснись, житель Латакии, чтоб умереть за свое Отечество. Враги уже перешли Границу, они идут убивать твою семью. Будь смел, не бойся смерти, чтоб твои дети гордились твоим именем. Шаули Емаир идет, Шаули Емаир.
Примерно так, в переводе на русский язык, звучало то, что я им пел своим низким баритоном. Лучше всего "Шаули Емаир" получалось, оно как раз идеально вместо "священная война" вписалось.
Местный народ даже плакал иногда, когда мы с Гобом исполняли этот "гимн". Просили повторить. А потом слова заучивали, и сами наигрывали. Хуже, чем Гоб. Зато в массовом порядке. Так вот мы с Гобом и стали авторами слов и музыки первой народной военной песни Латакии. То есть,
Но это я наперед забегаю. Тогда она еще только исполнялась в первые разы.
Есть такой известный анекдот. Короткий. "В среднем в пруду было мелко, но корова утонула". Так вот, в среднем весна и зима в тому году были самые обычные. То есть если усреднить по температурам. Если зимой был мороз, который я, за отсутствием градусников, оценил в минус пятьдесят, это в Хонери, то уже к середине весны температура стояла плюс сорок. Падая до плюс тридцати по ночам. Сначала все радовались, "наконец-то согреемся", говорили люди. А потом началась тревога. Жара, редкие дожди, которых с каждым днем становилось все меньше… Все это не могло не вызвать тревоги. Все еще помнили прошло лето, когда почти весь урожай погиб без влаги. Пока реки были полноводны, местами даже наводнения случались, слишком резко стаял весь снег. Но все чаще и чаще слышался вопрос: "если весна такая, то каким же будет лето"?
Я не знал, каким именно, но мог предположить. "От голода пухнут и старец, и млад. Река пересохнет от дикой жары" - вот что должно случиться. Понимал это и Гоб. Он сразу согласился - события последнего времени, это явно первые признаки того, что Предсказание сбывается.
– Ну что, Моше, ты как, невинен? Конец мира сможешь сподобиться отсрочить, паря?
– прикалывался он надо мной.
Я на Гоба уже тогда махнул рукой. Бесполезно. Он не злой, наоборот - слишком жизнерадостный. Он такой жизнерадостный, что с ним иногда тяжело, мало кто способен его жизнерадостность долго выдержать. Его уже не переделаешь. Да и мне интересно посмотреть на того психа, который рискнет горбатого криволапого гоблина переделывать. На сколько его хватит, на минуту, или целых пять продержится, пока с воплями не убежит?
Я уже третий раз за последний год ехал по маршруту Пограничье-Хонери. И все три раза по разным дорогам. С Хомарпом и Авьен - по самым богатым местам, ночуя в лучших покоях старосты. Сам - по каким-то болотным тропам, куда только такого невезучего путешественника, как я, и могло занести. С Гобом - по глубинке, по дороге путаной, но самой короткой, играя вечерами концерты, а ночами под звездным небом дудку своего спутника выслушивая. Гоб уникальным проводником оказался. Когда он меня в Пограничье вел, свои умения не полностью показывал. Зато теперь предстал во всей красе. То ли действительно много гоблин странствовал, то ли восьмым чувством дорогу находил.[7] Иногда забредем в какой-то овражек, через ручей вброд переберемся, и оказываемся у другого города. До которого так "с десяток верст[9] будет".
Я Гобу про свои опасения в дороге с Иссой разминуться рассказал, а он меня успокоил:
– Не боись, паря! Дружок твой большой, сам знаешь, заметим как-нибудь.
И я действительно больше этого не боялся. Потому что появился другой повод для волнения.
Чем ближе мы были к Хонери, тем неприятнее становились слухи. И люди тоже. Они какие-то озлобленные стали. Наши новости про врагов сначала хоть и с подозрением выслушивали, а потом и вообще отмахиваться начали.
– Да они пустомели!
– бросил в одном селении местный "первый парень на селе", кстати, на Авьен похожий - тоже с вертикальными зрачками и большим количеством мелких клыков.