Башня из красной глины
Шрифт:
— Конечно. Их все покупают.
— Нет, я имею в виду… — Смирнов задумался: а что он действительно имел в виду? — Ты видела такую у кого-нибудь здесь, на теплоходе?
— Не-а.
— Может, у… — Следователь сделал паузу, вспоминая имена близнецов Самсоновых. — Ксюши и Максима?
— Нет, не видела. Они в прошлом году мифы должны были проходить. Сейчас-то им по четырнадцать.
— Я спрошу у них. Не знаешь, где они?
— Не-а. На завтрак придут, там и спросите.
— Наверное, я так и сделаю.
— А почему
— Хочу купить сыну, — соврал Смирнов, у которого детей не было.
— А ему сколько?
— Столько же, сколько и тебе.
— А-а.
Полицейский встал.
— Ладно, я пойду прогуляюсь перед завтраком.
— До свидания.
Надев темные очки, Нина подняла книжку на уровень глаз и начала читать. Смирнов дошел до носа и встал, подставив лицо ветру. На канатах с хлопаньем трепетали разноцветные флажки. Следователь услышал за спиной шаги и резко обернулся. К нему подошла Золина.
— Доброе утро, — поздоровалась она.
— И вам.
— Как продвигается расследование? — Было заметно, что это просто фраза, на самом деле женщина не ждет, что ее посвятят в истинное положение вещей.
— Своим ходом, — уклончиво ответил Смирнов. Золина кивнула, словно услышала что-то существенное.
— Я разговаривал с вашей дочерью, — сообщил следователь.
— Когда?
— Только что. Она читает вон там, в шезлонге.
— Понятно.
— Скажите, она учится в обычной школе?
— Да, конечно. Почему вы спрашиваете? — Золина смерила полицейского холодным взглядом. Хотя поблизости не было Викуловой, в женщине не было заметно и следа той игривости, которую Смирнов почувствовал в ее голосе по телефону два дня назад.
— Насколько мне известно, у Нины какое-то генетическое заболевание, — заметил следователь.
— Гемофилия, — отрывисто отозвалась Золина. — Плохая свертываемость крови. Это не влияет на ее умственные способности.
— Понимаю, — сказал Смирнов.
— У нее всегда с собой тампоны и другие средства для того, чтобы можно было остановить кровь, — продолжала Золина, глядя на воду. — Дети относятся к ней с сочувствием. Это большая редкость.
— Думаете?
Женщина усмехнулась:
— Знаю. За столько лет я всякого насмотрелась и наслушалась. Мало кто действительно может по-человечески отнестись к чужой беде.
— Но ваши коллеги могут?
— Да, безусловно. Мы помогаем очень многим детям. И моей Нине в том числе. — Золина посмотрела на Смирнова. — Гемофилия — еще не самое страшное. Хотя это и опасное заболевание — прежде всего тем, что человек может умереть от потери крови. Видели сына капитана?
— «Юнгу»?
— Да, его так называют в шутку. Его зовут Сергей.
— Я знаю. Видел его вчера на празднике.
— Вот кому действительно тяжело, так это его родителям. Капотов возит его с собой, чтобы он был в обществе, среди людей. Не хочет его изолировать.
— У
— Да. Но мы сможем ему помочь. Это поправимо, нужна только регулярная терапия.
— Ваша лаборатория приносит много пользы.
— Вы даже не представляете себе сколько, — серьезно сказала женщина. — Даже если бы мы помогли всего одному ребенку, это уже стоило бы всех трудов.
— Но у вас лечится много детей.
— Да. За эти годы через нашу лабораторию прошли несколько сотен. Не всем удалось помочь, но некоторые излечились полностью.
— Это они плывут вместе с вами на семинар?
— Далеко не все. Только пятеро.
— А сколько их всего?
— Тридцать шесть. И еще около шестидесяти скоро излечатся. Другие на разных стадиях терапии. И это только те, кто проходит курс после рождения. А скольким мы помогли, когда они еще были эмбрионами! — Смирнов заметил, что в глазах у Золиной мелькнули искры. — Эти дети родились уже здоровыми!
— Я преклоняюсь перед тем, что вы делаете, — вполне искренне признался Смирнов.
— Мы потеряли прекрасного специалиста, нашего руководителя, — проговорила Золина. — Пожалуйста, не допустите, чтобы погиб кто-нибудь еще. — Голос у нее дрогнул. — Лаборатория попросту развалится.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал следователь, — но вы должны мне помочь.
Женщина медленно покачала головой, машинально поправила прическу.
— Мне вам сказать нечего. Я не знаю, кто мог иметь зуб на Марухина. Он часто ссорился с людьми, иногда родители детей, которым не удалось помочь, устраивали сцены и даже угрожали нам, но все это — будни. На память не приходит ничего из ряда вон выходящего, ничего, за что с ним могли бы проделать такое. — Золина на секунду прикрыла глаза.
— Иногда мы не можем поверить в то, что кто-то готов убивать и пытать из-за ерунды, какой-нибудь мелочи, — сказал Смирнов. — Но бывает, что мотивы оказываются совершенно ничтожными — просто диву даешься.
— Вы ведь считаете, что Марухина убил не сумасшедший, так? — спросила вдруг Золина.
— Почему вы так думаете?
— Вы ищете преступника здесь, на теплоходе. Среди нас семерых.
— Я этого не говорил.
— Это заметно. — Женщина улыбнулась одними губами. — Но вы идете по ложному следу. Среди нас нет человека, способного на такое. Я знаю всех этих людей не первый год.
Смирнов не стал говорить ей, что большинство серийных убийц ничем не выделяются среди обычных людей. И их тоже годами знали соседи и родители. И очень удивлялись, когда узнавали, что их сын или приятель — маньяк, унесший не одну жизнь.
— Надеюсь, вы правы, — не совсем искренне произнес Смирнов.
— Но вы ведь все равно остались при своем мнении, да? — Золина пытливо заглянула ему в глаза.
— Пока что я не отбрасываю никаких возможностей, — уклончиво ответил следователь.