Башня континуума
Шрифт:
— Добрый день, Тереза, деточка. Как чувствуете себя сегодня? Что же вы стоите в коридоре? Проходите. Чашечку ромашкового чая? Кто этот приятный молодой человек с вами?
— Дэниэл, брат моего мужа.
Лицо женского доктора вытянулось.
— О, мистер Ланкастер. Искренне соболезную вам…
У Дэниэла уже поперек глотки стояли соболезнования и сочувствия. Складывалось ощущение, что никто ничего не делал, все только соболезновали и сочувствовали.
— Отвали, придурок, — огрызнулся он сквозь зубы.
— Как вы выросли, как возмужали, вас и не узнать, — проговорил женский доктор, притворяясь, будто не расслышал последней фразы Дэниэла.
— Разве мы знакомы?
— Когда ваша матушка, да пребудет с ней Господь, носила вас под сердцем, я был…
Дэниэл потыкал его пальцем под ребра, заставив тоненько взвизгнуть от боли.
— Хватит с меня воспоминаний. Лучше займись своим делом, придурок, иначе я тебе пересчитаю все зубы. Ха! Ха! Женский доктор! Тьфу!
С тяжелым сердцем проводив Терезу в кабинет, Дэниэл принялся слоняться по коридору, силясь не думать о том, каким именно образом он появился на свет. Насколько проще и здоровей для психики было верить, что родителям его принес аист. Милый, старый, добрый аист.
— Дэнни…
— Что? — рявкнул он таким ужасным голосом, что бедная Терри отшатнулась.
— Ой, прости, пожалуйста…
— Ты уже закончила?
Черт возьми, она еще не начинала.
— Извини, но пока я была там, я вспомнила кое-что и подумала, что должна сказать тебе…
— Терри, я не хочу быть грубым, но не лучше ли тебе было пойти к женскому доктору с мамой или сестрой, с кем-то, кто разбирается в этих ваших… женских штуках.
У Терри слегка покраснели щеки.
— Я знаю, это, наверное, глупо, но с тобой мне гораздо спокойней.
Неужели она серьезно? Дэниэл осторожно взял ее за плечи и заглянул ей в лицо. Кажется, она была вполне серьезна.
— Ну, хорошо, тогда я спрошу, очень спокойно, что я еще должен сделать.
Терри слегка покраснела.
— Нет. Пожалуйста, Дэнни. Не мог ты бы зайти к Киту в кабинет, забрать сахарницу и отнести в отдел Экстренной Доставки.
— Что?
Терри старательно повторила свою просьбу, но смысла в ее словах для Дэниэла ничуть не прибавилось.
— Сахарницу? Какую сахарницу?
Злополучный предмет домашней утвари по-прежнему пылился у Кита в ящике письменного стола, хотя ему всего лишь требовалось отнести ее в корпоративный отдел Экстренной Доставки, потратив на это две минуты своего бесценного времени. По неведомым причинам эти элементарные действия никак Киту не давались, в мозгу у него искрило и замыкало, начинались провалы в памяти.
— И так продолжается уже почти четыре месяца, Дэнни. Твоя сестра ужасно злится, думает, Кит это делает нарочно, но он совсем не нарочно, я вижу.
— Или все-таки нарочно? — осведомился Дэниэл сухо. У старшего брата, насколько помнилось, имелись собственные, довольно извращенные представления о развлечениях.
Терри не хотелось верить в худшее. Не тогда, когда дело касалось обожаемого мужа.
— Зачем Киту это? Это… мелочно!
— Да затем, что когда-то Виктория ему чем-то насолила, потому что она тупая злобная стерва, и, хотя она давно обо всем забыла, он ни о чем не забыл, потому что чудовищно злопамятный, мстительный и, к тому же, очень странный. Ладно, ладно, я все понял, уже иду.
Семь минут спустя, поднявшись на лифте с четырнадцатого этажа на шестидесятый, Дэниэл уныло плелся по сверкающему и благоухающему коридору штаб-квартиры «Ланкастер Индастриз», на чем свет кляня брата, страдающего провалами в памяти, и полоумную сестру, помешанную на антикварной сахарнице. Пока он шел, клерки здоровались с ним, и весьма почтительно, некоторые вставали со своих мест и вытягивались подобострастными струнами. Не иначе, чуяли, что дело пахнет жареным и примеривались к новому хозяину.
Немудрено. От Кита уже полтора месяца не было ни слуху, ни духу. Имперские власти, как и руководство Корпорации, наотрез признавать считать взрыв на заводском комплексе Диса терактом. В официальных документах упорно утверждалось, что Кит пропал без вести в результате техногенной катастрофы не установленной пока природы. Средства массовой информации очевидно, получили распоряжения на высочайшем уровне, ибо хранили стоическое молчание по поводу его исчезновения, и лишь время от времени разражались слаженным воем про сэйнтистских повстанцев. Только позавчера, в выпуске вечерних новостей по ИСТИНЕ инк., Дэниэл видел выступление благого Василевса. Император был неописуемо страшен. Огненные очи монарха метали синие молнии и полыхали заревом пожаров.
— Повстанцы… — бушевал Константин, — уничтожить… сэйнтистскую заразу…
Значило ли это, что государь уже получил голову троюродного племянника на серебряном блюде? Или переговоры продвигались, но не так успешно, как хотелось бы? Как знать…
Еще через пятнадцать минут блуждания по штаб-квартире Дэниэл вышел еще в один коридор и уже направился к кабинету брата, но, поскольку мир тесен, и корпоративные коридоры тоже, на повороте Дэниэл практически врезался в исполнительного вице-президента, временно исполняющего обязанности президента. Выйдя из кабинета, Торнтон рычал на группку подчиненных, кажется, юристов. Дэниэл попытался незаметно прошмыгнуть мимо живописной скульптурной композиции, но они крайне неудачно расположились прямо на пути, и обойти их не было никакой возможности. Пришлось присесть в углу, под фикусом, и дожидаться, пока Торнтон закончит вершить расправу над подчиненными.
— Здравствуйте, мистер Ланкастер.
— Здра…
— Здравствуйте, мистер Ланкастер.
— Здра…
Мимо пропорхала на ленч ароматная стайка умопомрачительно хорошеньких, свеженьких, серьезных и умненьких девушек из Секретариата.
— Ой, мистер Ланкастер, здравствуйте.
— Какой вы хорошенький, хи-хи.
— И такой молоденький.
— Зайдите к нам как-нибудь, чаю выпить с домашним печеньем, хи-хи.
Дэниэл закрыл глаза. Когда он открыл глаза снова, хорошенькие девушки исчезли, а Торнтон, отхлестав провинившихся подчиненных стопками документов по лицу, удовлетворенно наблюдал, как перепуганные клерки удирают от него, словно тараканы. В подобные моменты с Ричарда осыпался, будто струпья с едва зажившей раны, его светский лоск, и становилось понятным, каков он на самом деле, любимец женщин, безалаберный обалдуй. А на деле Ричарду страсть как нравилось унижать людей, орать на них, погонять, пинать и вышвыривать с работы. Вот почему Кит и держал его при себе. На короткой привязи.