Башня континуума
Шрифт:
— Заткни пасть, стерва.
— Счастливы?
— Нет! Ты довольна?
— Вы не раб обстоятельств, вы хозяин своей судьбы?
— Да пошла ты!
— Вы не раб обстоятельств? Вы хозяин своей судьбы?
— Что это такое, твою мать?
— Да. Ведь именно поэтому вы здесь. Да. Я хочу вас сделать вас счастливым. Да. Счастливым и свободным.
— Ты начинаешь мне действовать на нервы, вонючая тварь.
Ободряющее Самовнушение или как там оно называлось и впрямь действовало Дэниэлу на нервы. Он запаниковал. Панель заклинило намертво, и он самым нелепым образом застрял, вдавленный ею в кресло. Дыхание его зачастило, сдвинулся какой-то глубинный тектонический пласт в сознании, и он резко начал терять ощущение реальности. Самовнушение тем временем продолжало делать свою работу.
— Теперь, когда вы твердо решили бросить курить…
— Я даже не начинал!
— Поздравляю! Вы вступили в наши славные ряды!
Дэниэла затрясло. Всю жизнь он больше всего опасался вступить в чьи-нибудь славные ряды. Видимо, Ободряющая Штуковина была куда умней, чем выглядела на первый взгляд.
— Какие, на хрен, ряды?
Самовнушение ответило гладко, без запинки.
— Ряды счастливых, полноценных людей, наслаждающихся жизнью без сигареты. Да! Вы можете! Вы можете! Я верю! Я знаю это! Вас ждет радость. Красота. Здоровье. Счастье. Свобода. Радость. Красота. Здоровье. Счастье. Свобода. А на другой чаше весов…
— Что? — спросил Дэниэл упавшим голосом.
Грянула траурная музыка.
— Смерть! Смерть! Смерть!
Дэниэл судорожно дернулся, вздохнул, попытался успокоиться. Просто смехотворно. Терри говорила ему о Курсе и еще жаловалась, будто на Кита это совсем не действует, потому что он так и не бросил курить. Но… смерть! Смерть! Смерть! Смерть!
Дэниэл только сейчас понял, что промерз до костей. Стены подернулись сверкающей изморозью, а стеклянные двери оранжереи запотели. Что-то скреблось и царапалось изнутри, силясь выбраться. Это было оно, чудовище из его кошмаров. Теперь Дэниэл понял, наконец.
— Папа?
— Ты вернулся, мальчик мой.
— Папочка…
Скрежещущий визг когтей по стеклу пробрал Дэниэла до самых печенок.
— Ах, сын. Ты был прекрасным…
— Что?
— Ты был первым и непревзойденным плодом усилий четырехсот лучших специалистов, генералов, военных инструкторов, биологов, химиков, инженеров-конструкторов виртуальной реальности, и я знаю, я уверен, что, когда ты убивал их, кромсал и рвал на части, в последние мгновения жизни они гордились тобой, своим самым совершенным, непобедимым творением…
Перед глазами у Дэниэла поплыли какие-то разноцветные радужные круги и другие, куда более замысловатые фигуры, вроде восьмерок или стилизованных знаков бесконечности. Он не представлял, что это. Может, он болен?
— Я не знаю, о чем ты… зачем ты притащил меня сюда?
— Ты должен исполнить свое великое предназначение!
— Какое предназначение?
Монстр истошно завопил. Стеклянная дверь мелко затряслась и пошла трещинами.
— Уничтожить! Найти и уничтожить! Уничтожить! Уничтожить! Уничтожить! Ты понял меня? Уничтожить! Уничтожить!
Панель высвободилась и убралась обратно под столешницу. Воздух начал стремительно нагреваться. Дэниэл вскочил и на подгибающихся ногах, спотыкаясь и оскальзываясь, бросился к выходу.
— Благодарим вас за то, что воспользовались услугами компании «Психосоматическое Здоровье». До следующей встречи.
Темная фигура за стеклянными дверями оранжереи улыбнулась, поигрывая когтистой рукой с зажатым в ней острым мясницким ножом, потом развернулась и канула в непроглядную темноту, откуда и пришла. До следующей их встречи.
Виктория перенесла страшное известие, не поведя и бровью, и глазом не моргнув. Пока Гордон мямлил и запинался, силясь как можно деликатней сообщить ей плохие новости, он сообразил, что она давно ожидала чего-то подобного и успела подготовиться. В отличие от него. Он-то совершенно не ожидал подобного ужасающего поворота, был опустошен, с трудом мог говорить и, черт возьми, был вынужден смаргивать, чтобы сдержать подступающие к глазам слезы.
— Болван! — воскликнула Виктория, когда муж закончил мямлить и запинаться.
— Я? — тупо переспросил Гордон.
— Ты тоже болван, само собой, но мой брат! Сколько ему твердили, что надо закрыть дурацкий завод! Все ему говорили! Ричард говорил! Ты сам говорил! Я ему говорила! А он на меня накричал! Что ты понимаешь, дурочка! Я не могу без веских причин лишать работы сорок тысяч человек! Размазня! Вот все у него на шее и ездят!
— Да, пожалуй, в этом есть доля истины, — пробормотал Гордон, глядя под ноги.
— Пожалуй? — переспросила Виктория запальчиво. — Что означает «пожалуй»? Что это, твой высоколобый юридический жаргон?
— Ну… я ведь говорил тебе, у меня было мрачное предчувствие.
— Не ври, — сказала Виктория и взяла скалку.
— Что ты собираешься делать с этой штукой? — спросил Гордон подозрительно.
— Собираюсь месить тесто, пупсичек.
— Не вижу муки, масла, молока и яиц…
— Хватит стоять здесь и молоть чушь! — крикнула Виктория, размахивая тяжелой скалкой в опасной близости от мужниного лица. — Закрой рот и маршируй на работу! Нам нужны деньги!
— Зачем? — глупо спросил Гордон.
— Зачем, зачем! Не твое дело! Твое дело — зарабатывать деньги и приносить их мне!
И впрямь. Так что Гордон покорно закрыл рот и отправился на работу. День не задался с раннего утра и продолжался в том же несчастливом духе. Едва он вошел в здание администрации, его встретили вопли губернатора Таггерта, который сегодня тоже изъяснялся непрерывной чередой сплошных восклицаний.
— Приехал уже?! Пускай зайдет ко мне! Немедленно!
Гордон ничуть не собирался мчаться к шефу, сломя голову. Швырнув портфель на стол, он сел, сложил пальцы домиком и стал ждать. Ожидание растянулось минуты на две. Зашла его секретарша, принесла кофе и тарелку жареной ветчины.