Башня преступления
Шрифт:
В дверь вошла небольшая группа крестьян, мужчин и женщин.
Первым в комнату проскользнул замечательный персонаж; похоже, он был не из этих мест, сей юноша с дерзким лицом, темно-русыми волосами, в шляпе «Молодая Франция» и элегантном костюме за 45 франков, что продается в Бель-Жардиньер.
В два прыжка Клампен по прозвищу Пистолет – а это был он собственной персоной – пересек комнату и схватил маленький ножик, который с победоносным видом зажал между большим и указательным пальцами.
– Вот доказательство преступления! – торжественно провозгласил Клампен. – Селяне, вы – свидетели! Не я изобрел это смертоносное оружие. Почтенная мать семейства, которую вы видите, чуть не пала от руки родного сына!
Крестьяне неуверенно переводили взгляды с распростертого на полу парня на Матюрин, которая уселась на стол, вся красная и запыхавшаяся.
– Это, однако, верно, – наконец проговорил один из землепашцев, – у парня был свой нож.
– Точно, – прибавил другой. – А у старухи можно украсть много денег, целый матрас.
– Ты лжешь, – прохрипела Матюрин, с трудом ворочая тяжелым языком.
– Да у тебя и в шкафах полно, – вновь сказал землепашец, – и в подполе.
– И всюду! – хором заявили присутствующие. – У нее золота столько, что в храме не поместится!
– Вы лжете! – упрямо повторила Матюрин. – Мой сын хотел погубить меня из-за тридцати пяти су. На столько он переколотил посуды у своих хозяев Матье… И убирайтесь прочь, канальи! Я не люблю, когда в моем доме топчется всякий сброд!
Никто не двинулся с места.
И никто не догадался помочь хромому.
Пять или шесть парней и две девушки, по их собственному выражению, «стояли столбами», то есть замерли, широко расставив ноги, опустив головы и свесив руки.
Очевидно, никто из них никогда не заходил в дом Матюрин, поскольку они с едва скрываемым удивлением пялились на нелепую роскошь кресел, ковров и драпировок.
Теперь будет о чем потолковать днем в поле и долгими вечерами у домашнего очага.
Все «люди из Парижа» в этот момент куда-то подевались.
Пистолет чувствовал себя на ферме, как дома, – как, впрочем, везде и всегда. Он взял миску, зачерпнул воду из ведра и предложил это питье Матюрин; та злобно оттолкнула юношу.
Пистолет отнес воду хромому, который пришел в себя и жадно осушил всю миску.
– Чудовище! – возмущенно сказал ему Пистолет. – Ты даже не сознаешь, какое ужасное преступление едва не совершил!
Крестьяне сбились в кучку и громко перешептывались.
– Сколько мерзости в этом доме, – говорил один.
– И сколько здесь всего прячут! – отвечал другой.
– И когда свершится правосудие, на свет Божий вылезут все грехи! – мрачно вздыхал третий.
Матюрин спрыгнула со стола и взяла в руки мотыгу. Крестьяне попятились.
– Селяне! – воскликнул Пистолет, и по крайней мере двоих из них поразила та сила, с которой юноша схватил их за плечи. – Вас просят разойтись по домам. Проявите сдержанность. Молва о подобном покушении может губительно сказаться на состоянии нравов. Но если этот несчастный вторично прибегнет к насилию, то вы все видели и сумеете сообщить суду правду, только правду и ничего, кроме правды, как и положено честным и искренним свидетелям.
– Ах, так! Поэтому-то вы и здесь? – спросил землепашец, пытаясь сбросить с плеча цепкую руку Клампена.
Пистолет вышвырнул его за дверь вместе с его товарищем, приговаривая;
– Я – парижанин, хилое дитя большого города, и завидую вашему крепкому здоровью, простые сельские жители.
Затем он вытолкал из дома двух других парней, поцеловал обеих девушек и крикнул:
– До свидания, селяне, будьте здоровы, друзья!
Как только комната опустела, противоположная дверь, выходившая в хлев, через который можно было попасть во двор, внезапно распахнулась. На пороге появились виконт Аннибал Джоджа, Кокотт и Пиклюс.
Все трое были вооружены.
Пистолет скрестил руки на груди и замер в драматической позе.
– Без глупостей, – сказал он. – Вы можете посмотреть мне в глаза: День настал! Светло.
– Ты действовал тут слишком ловко, – ответил виконт. – Кто тебе обо всем рассказал?
– Вот он, – ухмыльнулся Клампен, ткнув пальцем в Пиклюса.
– Я произнес только одно слово, – промямлил тот. – И он сразу все понял.
– Кто ты такой? – с угрозой спросил виконт Аннибал Джоджа. – Откуда ты взялся?
Пистолет приложил палец к губам и посмотрел на Горэ, которая жадно приникла к бутылке с водкой.
– Если вы хотите узнать, чем я занимаюсь, – тихо проговорил юноша, – то я отвечу: играю в карты.
– Советую тебе не шутить!.. – грозно нахмурился виконт.
– Друг мой, поищите для беседы кого-нибудь посерьезнее меня! – насмешливо осклабился Клампен. – Но если вы все-таки заинтересуетесь, где я играю в карты, я признаюсь: в кабачке «Срезанный колос».
Услышав эти слова, Аннибал заколебался. Он шагнул к Пистолету и очень тихо сказал ему:
– Сделай знак…
Но тут Клампен по прозвищу Пистолет, издав громкий ликующий крик, вдруг бросился к задней двери, где показалась любопытная физиономия мадемуазель Жозефины де Нуармутье.
– Меш! – заорал Клампен, раскрывая объятия.
– Клампен! – взвизгнула мадемуазель Жозефина, падая в его объятия.
Это была настоящая встреча влюбленных, все честь по чести: они крепко обнялись, расцеловались, и Пистолет торжествующе воскликнул:
– Спросите у мадемуазель, сколько времени мы занимаемся серьезными делами!