У императора посланник падишаха (Гласит предание) держал себя без страха,И силы сравнивал обеих их держав.Тут немец вымолвил, слова его прервав: – У князя нашего есть многие вассалы, Владенья чьи воистину не малы,И каждый, в силу данных прав, Своею властию, на помощь господинуСпособен выставить наемную дружину. Но рассудительно сказал ему чауш [1] :– Я знаю, кто и сколько душЗдесь может выставить, и это очень живо Напоминает мне рассказ, В котором всё хоть странно, но правдиво. Из-за ограды как-то раз Дракон предстал мне стоголовый, На жертву броситься готовый. Смертельным ужасом томим,Я чувствовал, что кровь моя застыла в жилах; Но страхом я отделался одним: Достать меня он был не в силах.Об этом думал я, когда Дракон другой —Стохвостый, но зато с одною головой, Явился мне. Затрепетал я снова, Увидев, как прошла сперва В отверстие Дракона голова,Путь проложив
затем для остального.Ваш господин – даю в том слово — Подобье первого, а мой – второго.
1
Чиновник, передающий волю падишаха и вводящий к нему посланников.
Осёл и Воры
Перевод Г-та
Украв вдвоём Осла, сцепилися два Вора. «Он мой!» – кричит один. «Нет, мой!» – в ответ ему вопит другой. До драки вмиг дошла их ссора: Гремит по лесу шумный бой,Друг друга бьют они без счёту и без толку;А третий Вор меж тем, подкравшись втихомолку, Схватил Осла за холку И в лес увёл с собой.Не так же ль точно часто поступаютДержавы сильные со слабою страной?!Из-за неё заводят спор между собой,Одна другую в битвах поражают, И обе ничего не достигают;А третий кто-нибудь без шума и хлопот Добычу их себе берёт.
Предостережение богов Симониду
Перевод Ф. Зарина
«Перехвалить нельзя, хваля Богов, любовницу и короля», —Сказал Малерб. Согласен с этим я,И это правило всегда блюсти нам надо: Лесть и спасёт, и охранит.Но вот как в древности платили боги За похвалы. Однажды СимонидАтлета восхвалить хотел в высоком слоге; Но, рассмотрев поближе свой сюжет,Увидел, что почти в нём содержанья нет. О чём писать? Родители Атлета Совсем неведомы для света:Отец его – лишь скромный мещанин, Для песнопения предмет ничтожный; Известен лишь Атлет один.И вот Поэт, сказав о нём, что лишь возможно, Отвлёкся в сторону: поставил В пример всем доблестным борцам Касто€ра и Поллукса, их прославил,Да так, что похвала сим славным близнецам Две трети заняла в создании Поэта И только треть осталась для Атлета. Когда Атлет прочёл стихотворенье,Он не обещанный талант Поэту дал,А только треть одну; причём сказал, Что за другие две вознагражденье Дать Симониду те должны, Кому они посвящены. «Но всё ж тебя я угостить желаю, —Прибавил тут Атлет, – приди на пир в мой дом, Куда я избранных сегодня приглашаю:В кругу друзей, родных мы время проведём».Согласен Симонид. Быть может, он страшился,Чтоб также и похвал, как денег, не лишился. На славу праздник был: Всяк веселился, ел и пил.Вдруг подошёл слуга к Поэту торопливо И заявил, что у ворот Два незнакомца ждут его. И вот Пошёл Поэт, а за столом шумливо Меж тем все гости пьют, едят И тратить время не хотят. Те незнакомцы – были близнецами, Воспетыми его стихами. Из благодарности за похвалы его Они ему велели удалиться Скорее с пиршества того: Атлета дом был должен обвалиться. Пророчеству свершиться суждено; Подгнивший потолок внезапно обвалилсяНа пиршественный стол, на яства, на вино, На головы гостей; пир грустно прекратился. Чтоб совершилась месть полней За оскорбление Поэта, Сломало балкой ноги у Атлета, И искалеченных гостей Спешили унести скорей. Об этом случае прошла молва повсюду, Дивился всяк такому чуду, И вдвое начали ценить Стихи певца, любимого богами.И каждый добрый сын был рад ему платитьКак можно более, чтоб предков восхвалить Его стихами. Я возвращаюсь к теме. Я сказал, Что лучше не жалеть похвалНам для богов; к тому ж для Мельпомены Нет униженья торговать стихом, И следует при том Искусству нашему знать цену. От высших милость – честь для нас;Олимпу некогда был друг и брат – Парнас.
Смерть и Несчастный
Перевод Ф. Зарина
Один Несчастный каждый день Звал Смерть к себе, в надежде облегченья. Он говорил: «Прерви мои мученья! Приди за мной, возлюбленная тень!» Не отказала Смерть ему в услуге;И вот открылась дверь, идёт к нему она.Но, увидав её, он закричал в испуге: «Что вижу я! Уйди! Ты мне страшна!При взгляде на тебя кровь в жилах леденеет, Могильным холодом твоё дыханье веет! Не подходи! О Смерть! О Смерть! Уйди!»Вельможный Меценат, проживший столь беспечно, Сказал: хотел бы жить я вечно Как нищий, жалкий и больной, Но только б жить! до сени гробовой Я жизни буду более чем рад!«О Смерть, не приходи!» – так все тебе твердят.
Крестьянин и Смерть
Перевод И. Крылова
Набрав валежнику порой холодной, зимней, Старик, иссохший весь от нужды и трудов,Тащился медленно к своей лачужке дымной,Кряхтя и охая под тяжкой ношей дров. Нёс, нёс он их и утомился, Остановился, На землю с плеч спустил дрова долой,Присел на них, вздохнул и думал сам с собой: «Куда я беден, Боже мой!Нуждаюся во всем; к тому ж жена и дети, А там подушное, боярщина, оброк... И выдался ль когда на свете Хотя один мне радостный денек?»В таком унынии, на свой пеняя рок,Зовет он Смерть: она у нас не за горами, А за плечами. Явилась вмигИ говорит: «Зачем ты звал меня, старик?» Увидевши её свирепую осанку,Едва промолвить мог бедняк, оторопев: «Я звал тебя, коль не во гнев,Чтоб помогла ты мне поднять мою вязанку». Из басни сей Нам видеть можно, Что как бывает жить ни тошно, А умирать ещё тошней.
Мужчина средних лет и его две возлюбленные
Перевод О. Чюминой
Мужчина средних лет, заметив седину, Которая в кудрях его блистала, Решил, что для него избрать себе жену Теперь как раз пора настала. Он был владельцем капитала, А потому Мог выбирать: понравиться ему Желали все. Он не спешит, однако: Ведь дело здесь касалось брака. Две вдовушки приобрели праваНад сердцем зрелого поклонника и чувством. Была моложе первая вдова, Но старшая была одарена искусством Восстановлять успешно то, Что было у неё природой отнято. И обе вдовушки исправно, Среди веселья, смеха и услад, Его на свой причёсывали лад,И голову притом намыливали славно.Меж тем как старшая из них по волоску, Своих корыстных целей ради, Все тёмные выдергивала пряди, Другая седину щипала бедняку.Жених, оставшись лыс, заметил эту штуку.– Спасибо, – молвил он, – красотки, за науку.Пусть вами я ощипан наголо, Зато в другом мне повезло: О свадьбе мы отложим попеченье.Которую б из вас ни выбрал я женой — Она по-своему вертеть захочет мной. Ценой волос купил я избавленье, И голове плешивой впрок Пойдёт, красотки, ваш урок!
Лисица и Аист
Перевод Г-та
Лиса, скупая от природы, Вдруг хлебосолкою затеяла прослыть. Да только как тут быть,Чтоб не вовлечь себя в излишние расходы? Вопрос мудрён – решит его не всяк, Но для Лисы такой вопрос пустяк: Плутовка каши жидкой наварила, Её на блюдо тонко наложила, И Аиста зовет преважно на обед. На зов является сосед,И оба принялись за поданное блюдо. Ну, кашка, хоть куда! Одно лишь худо, Что Аист есть так не привык: Он в блюдо носом тык да тык,Но в клюв ему ни крошки не попало; А Лисанька меж тем в единый миг Всю кашу языком слизала. Вот Аист в свой черёд,Чтоб наказать Лису, а частью для забавы, Её на завтра ужинать зовет.Нажарил мяса он, сварил к нему приправы, На мелкие кусочки накрошил И в узенький кувшин сложил. Меж тем Лиса, почуяв запах мяса,Пришла голодная, едва дождавшись часа, И ну, что было сил, Давай вокруг стола юлить и увиваться И щедрости соседа удивляться, Но лесть ей тут не помогла:По клюву Аисту кувшин пришёлся впору,У гостьи ж мордочка чресчур была кругла...И жадная Кума ни с чем, как и пришла,Поджавши хвост, к себе убралась в нору.
Учитель и Ученик
Перевод А. Измайлова
Шалун великий, Ученик, На берегу пруда резвяся, оступился,И в воду опустясь, ужасный поднял крик.По счастию, за сук он ивы ухватился, Которая шатром Нагнула ветви над прудом.На крик Ученика пришёл его Учитель,Престрогий человек и славный сочинитель.«Ах, долго ли тебе во зло употреблять Мое примерное терпенье? —Воскликнул педагог. – Не должно ль наказатьТебя за шалости, дурное поведенье?Несчастные отец и мать! жалею вас! Ну как пойдёшь ты мокрый в класс?Не станут ли тебе товарищи смеяться? Чем здесь в пруду купаться, Учил бы лучше ты урок.Забыл ты, негодяй, мои все приказанья; Забыл, что резвость есть порок!Достоин ты, весьма достоин наказанья;И, ergo, надобно теперь тебя посечь».Однако же педант не кончил этим речь,Он в ней употребил все тропы и фигурыИ декламировал, забывшись до того, Что бедный ученик его,Который боязлив и слаб был от натуры,Лишился вовсе чувств, как ключ, пошёл на дно. Без разума ничто учение одно. Не лучше ль мне поторопитьсяПомочь тому, кто впал от шалости в беду? За это ж с ним браниться И после время я найду.
Петух и жемчужное зерно
Перевод С. Круковской
Петух рылся в навозной куче и нашёл жемчужное зерно.
– Оно блестит прекрасно, – сказал он, – но меня больше обрадовало бы ячменное зерно: им я мог бы насытиться.
* * *
Невежде досталась ценная и редкая книга. Он продал её за бесценок.
– Деньги мне нужнее в моём деле, – сказал он.
Шершни и Пчёлы
Перевод О. Чюминой
По мастерству и мастер нам знаком. Нашлись оставленные кем-то соты, И рой Шершней, корыстные расчёты Лелеявший тайком, Их объявил своими смело. Противиться им Пчелы стали тут, И вот, своим порядком в суд К большой Осе перенесли всё дело.Но как постановить в той тяжбе приговор? Свидетели согласно утверждали: Близ сотов всё они видали С давнишних пор Жужжащих, длинных насекомых,Крылатых и весьма напоминавших Пчёл;К несчастию, любой из признаков знакомых К Шершням бы также подошёл. Стремясь пролить возможно больше света, Оса и Муравьёв к допросу привлекла. Увы! Не помогло и это! Взмолилась тут одна Пчела: «Помилосердствуйте! Прошло уже полгода, И портятся запасы мёда; Успела тяжба разрастись, Из медвежонка став медведем. Ведь эдак далеко мы, право, не уедем! Судье нельзя ли обойтись Без пререканий и отсрочек,Запутанностей всех и разных проволочек?Пусть просто разрешат с Шершнями нам сейчас Приняться для добычи мёда за работы; Тогда увидели бы, кто из насИз мёда сладкого умеет делать соты!»Но от Шершней на это был отказ,И Пчёлам отданы поэтому Осой запасы мёда. О, если бы дела такого рода Имели все подобный же конец!Хоть Турцию бы взять себе за образецИ здравый смысл – взамен законов свода!Избавлены от лишнего расхода,И не дразня судейских аппетит, От нестерпимых волокит Мы не страдали б бесконечно. Ведь устрица, в конце концов, Судье останется, конечно, — И лишь скорлупки для истцов.