Бассейн с крокодилами
Шрифт:
В душе я удивилась, до чего мы похожи. У меня тоже была бабушка, употреблявшая это выражение. Совершенно невероятная женщина – азартная картежница и шулерша. Она проигрывала довольно крупные суммы, и дедушка запретил ей брать в руки карты. Бабуля не растерялась и начала играть на бегах. Дедушка озверел, но сделать ничего не мог. Супруга трудилась стоматологом, имела дома «подпольный» кабинет и отлично зарабатывала. Правда, частенько по вечерам раздавался телефонный звонок, и дедуля, чертыхаясь, ехал к неизвестным людям, на квартире у которых играли «в лото». Звонок означал, что бабуся в очередной раз проиграла все до копейки и ее нужно было привезти домой.
– За что мне такое горе?! –
Что правда, то правда. Бабушкин отец ухитрился поругаться с настоятелем церкви. Вроде бы они не поделили какие-то деньги… Во всяком случае, когда прадед принес крестить младенца, зловредный поп, порывшись в святцах, ехидно заявил, что родилась девочка в день святого Афанасия и поэтому быть дитю – Афанасией.
– Побойся бога, – взмолился молодой отец, – нет такого женского прозванья!
– Значит, будет, – не пошел батюшка на попятный, – не хочешь – крестить не стану. Можешь ехать в город.
Родилась бабушка второго октября в деревне Вяземки. До ближайшего селения сто верст по осеннему бездорожью на телеге… Так и пошла она по жизни – Афанасией Константиновной. И если модные нынче учения об именах справедливы, судьба ей предстояла неординарная. Только, думается, дело все-таки в генах. У бабули была сестра – Анастасия. Правда, родственники звали ее Стюра-катафалк. Тетка семь раз бегала под венец. Не успев прожить и года в счастливом браке, она тут же становилась вдовой, причем каждый раз вследствие форс-мажорных обстоятельств. Один муж скончался от воспаления легких, второй умер во время операции аппендицита, третий попал в какую-то катастрофу – всех и не упомнишь! Правда, последнее, седьмое замужество оказалось счастливым: вроде у Стюры даже родилась дочь. Я не знаю подробностей, так как муж увез тетку куда-то за Урал и мы никогда не встречались. Бабуля, правда, переписывалась с ней, но потом отношения прервались. Иногда, думая о своей родне, я считаю, что страсть к игре в бридж и покер, равно как и любовь к детективным расследованиям пришла ко мне от Афанасии, а склонность бесконечно выходить замуж – от Анастасии. Светлые волосы, голубые глаза и полное отсутствие музыкального слуха я унаследовала от матери. Интересно, кто поделился плохими зубами и глупостью? Вероятно, отец, но, честно говоря, я его не знаю, как-то не удалось встретиться! Имелся еще дедуля, и я точно знаю привычки, исходящие от него: курение, полное наплевательство на домашнее хозяйство и редкие, зато бурные припадки гнева. Поэтому, когда я нарываюсь на неприятности, это не моя вина. Просто в этот момент верх одерживают гены Афанасии… Но сегодня, кажется, побеждала Анастасия, потому что Виталий нравился мне все больше и больше…
– Уже поздно, – вырвалось у меня, – зато завтра часам к семи приезжай к нам на обед, познакомлю со своими. К тому же ты – мое единственное алиби.
Виталий удивленно поднял брови.
– Мы ведь сидели в пятницу в ресторане «Макдоналдс», помнишь?
– Конечно.
– Вот и придется рассказать об этом полковнику Дегтяреву.
– Нет вопросов, – бодро ответил кавалер.
Я безумно обрадовалась. Наконец-то в этом темном деле прорезался луч света.
Но ликование оказалось преждевременным. На следующий день прямо с утра я предупредила своих домашних о визите гостя. Аркадий и Ольга промолчали, Денька скорчил гримасу и начал о чем-то шептаться с Машей, Оксана осторожненько осведомилась:
– Это что, новый кандидат на руку и сердце?
– Нет, конечно, – обозлилась я, – просто мужчина, которому твоя подруга по чистому недоразумению понравилась. Ну может у меня быть личная жизнь?
– Нет, – хором ответили дети и уткнулись в тарелки.
Одетая
– Сейчас следует крайне осторожно заводить новые знакомства.
От злости я чуть было не швырнула в нее тарелку с омлетом. Чья бы корова мычала…
Ровно в семь Виталий бодрым шагом вошел в столовую. Сначала все шло прекрасно. Кавалер вручил мне и Зайке роскошные букеты, Мане – коробку конфет. Я заулыбалась и попыталась завести разговор. Но все мои усилия разбивались о каменное молчание детей и друзей. Лишь изредка, глядя на мои ухищрения, они выдавливали из себя однозначное «да» или «нет». В общем, когда в половине восьмого Ирка объявила, что ужин готов, я сидела вся потная, красная и злая до невозможности.
На ужин подали… паровые рыбные котлеты, тушеные овощи, какую-то зеленую размазню. Я в ужасе уставилась на стол. Никогда никто из присутствующих не возьмет в рот и кусочка этих яств. Но противные родственники принялись шумно смаковать «деликатесы», восторгаясь их вкусом.
Я молча ковыряла вилкой полусъедобные биточки и мрачно думала о том, что скажу всем после ухода Орлова. И тут в столовой появился Александр Михайлович.
– Ура! – завопила Манюня.
– Дядя Саша! – завизжал Денька, вешаясь полковнику на шею.
Все разом оживились. Аркашка пододвинул стул, Зайка расправляла на брюшке приятеля салфетку, Оксанка заботливо щупала пульс, а Дениска сметал крошки со скатерти, куда поставили чистую тарелку. Кусочки хлеба летели прямо в сторону Виталия.
– Да ладно, – отбивался ничего не понимающий приятель, – чего суетитесь-то?
– Разрешите вам представить, – церемонно обратилась Маня к моему кавалеру, – Александр Михайлович Дегтярев, старинный мамин приятель, можно сказать, наш отец, мы его все очень любим!
Повисло напряженное молчание. И тут в столовую вплыла Ирка с тарелкой. Изумительный запах домашней буженины и свежеподжаренной картошки разнесся в воздухе. Перед полковником возникло блюдо с большими ароматными кусками свинины.
– У дяди Саши аллергия на рыбу, – быстро прояснил ситуацию Денька.
Александр Михайлович с глубоким изумлением посмотрел на мальчика.
К чести Виталия надо сказать, что держался он безукоризненно. Изобразив полный восторг, съел мерзкие биточки, мило пытался завести светскую беседу, гладил собак по головам и рассыпал как ни в чем не бывало комплименты.
Я стала потихоньку успокаиваться, и тут из гостиной донесся нечеловеческий вопль. Все вскочили и бросились в соседнюю комнату. Взору предстала страшная картина. На полу среди расстеленных газет и картонок лежал на спине Семен Андреевич.
– Что случилось? – испуганно спросила Зайка.
– Парализовало меня, – пробормотал работяга почему-то шепотом. – Притомился немного, вот и прилег поспать на полчасика, пока Жорик чаек на кухне пьет.
– Пустите меня, – велела Оксана. – Чего столпились. Я хирург, а вы здесь зачем?
Она присела возле закатившего глаза страдальца и расхохоталась.
– Парализовало, говоришь, пока напарник чаек пьет? Полчаса всего?
– Да, – простонал Семен Андреевич, изображая на лице крестную муку.
– Врешь, – продолжала смеяться хирург, – небось часа три дрыхнешь.
– Нет.
– А вот и да, потому что лак засох!
– Лак? – удивились мы, окружая кольцом «паралитика». Около рабочего действительно валялась опрокинутая банка. Кешка взял железную емкость и прочел: «Лак для мебели. Огнеопасно, ядовит, сохнет за два часа». Очевидно, во сне Семен Андреевич задел банку, и содержимое, вылившись на пол, «залачило» его накрепко. На наш громкий смех из кухни прибежал с виноватым видом Жорик и тут же принялся оправдываться: