Бассейн с крокодилами
Шрифт:
– Вы, мой друг, совсем разума лишились. Обвиняете меня черт-те в чем! Да ваша Воротникова – прожженная бестия, клейма ставить негде. Кстати, в институте поговаривают, будто вы после кончины Александры Ивановны отнюдь не монахом живете. Странно это выглядит – пожилой мужчина в одной квартире с молодой женщиной…
– Она мне дочь, – сказал обескураженный Греков.
– Да? – ухмыльнулся ректор. – А люди по-другому считают.
Слово за слово, и они поругались, не на жизнь, а на смерть.
Иван Александрович ушел из института. Люку он пристроил в другой вуз.
Следующие
Спокойная, размеренная жизнь кончилась весной. Греков шел по улице Горького, намереваясь купить в галантерее какой-нибудь приличный одеколон. Внезапно его окликнули. Актер повернулся, рядом улыбался крепкий, еще совсем не старый мужчина.
– Не узнаете? – спросил он.
– Нет, – покачал головой Греков, – не припомню. Где мы с вами встречались?
– Кабанов Григорий Ефимович, – сообщил мужик, – следователь, вел дело Вадима.
Иван Александрович инстинктивно отшатнулся.
– Понимаю, – грустно сказал Кабанов, – уж извините, не удержался, очень захотелось с вами поздороваться. Вчера по телевизору показывали фильм «Степан Разин», я просто в восторг пришел, даже плакал в конце…
Роль беспутного атамана была одной из самых любимых и у Грекова. К тому же он, как все артисты, обожал комплименты и похвалы, принимая словеса за чистую монету. Наивное почтение, выказанное Кабановым, растопило его сердце, и Греков пробормотал, показывая на Дом актера:
– Пойдемте кофейку глотнем, раз встретились.
Григорий Ефимович тут же согласился, и они сели в самом дальнем углу ресторана. После фирменной вырезки с грибами и хорошего вина Кабанова чуть-чуть развезло, и он вздохнул:
– Жаль Вадима, нелепая смерть…
Греков возмущенно заметил:
– Это вы его в тюрьму посадили.
– Верно, – согласился Кабанов, – только потом у меня возникли сильные сомнения в виновности вашего сына, я даже хотел подать рапорт начальству…
Иван Александрович от неожиданности опрокинул бокал с красным вином. Темная лужа потекла между тарелками. Подбежавший официант ловко сменил запачканную скатерть.
– Я, может быть, и отпустил бы его с самого начала под подписку о невыезде, да одна свидетельница дала совершенно убийственные показания. Извините за невольный каламбур.
Женщина рассказала, будто у них с Вадимом были интимные отношения. Художник хотел развестись с женой и связать себя браком с любовницей. Но Зинаида отказывалась дать развод и пригрозила Ваде, что выгонит его из квартиры. Да еще Зинка оказалась беременной невесть от кого, нагло заявив законному супругу: ничего не докажешь, на тебя запишу. Тогда Вадим, по словам свидетельницы, обезумев, убил жену…
Свидетельница говорила уверенно, не путаясь, не таясь, демонстрируя полное желание сотрудничать с органами.
– Не хочу, чтобы меня, не дай бог, заподозрили в соучастии, – сообщила дама, –
Свидетельница утверждала, будто просила Вадима просто уйти от Зинаиды к родителям. Но тот как с цепи сорвался:
– Оставить этой хабалке все? Превратиться в нищего? Никогда!
В день убийства он позвонил любовнице и попросил:
– Если кто станет спрашивать, говори: все время провели вместе.
– Зачем? – удивилась женщина.
– Сегодня наконец избавимся от Зинки, – ответил любимый.
Естественно, после таких показаний Кабанов моментально затребовал ордер на арест. Потом следователь пытался расколоть Вадима, но тот упорно открещивался от всего. Тогда Григорий Ефимович вынул козырную карту – устроил очную ставку своего подследственного и говорливой любовницы. Вадим пришел в ярость и с кулаками кинулся на свидетельницу. Конвой с трудом скрутил мужика.
– Убью тебя, стерва, врунья, негодяйка! – вопил потерявший разум Вадя.
Женщина только усмехнулась:
– Правда-то глаза колет, убийца!
Вадим плюнул ей в лицо. Конвойные поволокли его по коридору. Было девять утра.
Но почему-то именно после этой сцены в душе следователя зашевелились подозрения. Каждому опытному сотруднику МВД знакомо подобное чувство – вроде все доказательства в пользу только одной версии, а душа протестует.
Григорий Ефимович принялся листать дело и наткнулся на странные обстоятельства. Зина погибла из-за фена, который оказался в воде, когда она принимала ванну. Но при обыске в шкафчике нашли еще один прибор для сушки волос, довольно старый. В гребенке застряло несколько волосков с головы погибшей – значит, она пользовалась им не так давно. Волосы были рыжие, а Зина, желая привлечь внимание мужа, покрасилась незадолго до смерти в цвет «бешеной морковки». Фен-убийца был совершенно новым. Зачем было покупать второй? Хотя многие женщины обожают бегать по магазинам и приобретать ненужные вещи…
Григорий Ефимович узнал через завод-изготовитель, в каком универмаге продавался фен, поговорил с продавцами и с изумлением выяснил, что вещицу купила женщина, похожая на ту самую любовницу, давшую жуткие показания.
Кабанов решил изменить Ваде меру пресечения, но не успел. Мужчина покончил с собой. В вещах самоубийцы нашли записку: «Я не виновен, Зину не убивал. Ищите убийцу. Я-то знаю, кто та дрянь, которая засадила меня в тюрьму. Не хочу жить. Прощайте».
Григорий Ефимович кинулся к начальству. Но в просторных личных кабинетах бытовало иное мнение. Молодой полковник похлопал Кабанова по плечу:
– Ну к чему такая прыть? Покупка фена ничего не доказывает. Ты уверен, что она приобрела именно этот прибор?
Кабанов покачал головой.
– Нет, но покупала она такой точно фен в день убийства Зины. И потом предсмертная записка… По моему опыту, в таких случаях редко лгут…
– А по-моему, – ухмыльнулся полковник, – сколько угодно, лишь бы отмыться, а фен… Доказательств маловато, честно говоря, вообще никаких… У тебя сколько сейчас дел в производстве?
– Двенадцать, – уточнил Кабанов.