Бастард де Молеон
Шрифт:
«Отворите кровь этой женщине, – сказал дон Гутьере, – и пусть она истекает кровью, пока не умрет».
Лекарь хотел сопротивляться, но почувствовал, что кинжал дона Гутьере, пропоровший его одежду, был готов пронзить ему грудь; он подчинился. В ту же ночь бледный, окровавленный мужчина бросился к ногам дона Педро.
«Государь, – сказал он, – этой ночью меня, завязав глаза и приставив кинжал к горлу, затащили в дом, где силой заставили пустить кровь женщине и не останавливать до тех пор, пока та не умерла».
«И кто же тебя заставил? – спросил
«Не знаю, – ответил Лудовико. – Но, поскольку меня никто не видел, я обмакнул руку в таз с кровью, а выходя из дома, притворился, будто споткнулся, и оперся окровавленной рукой о дверь. Прикажите найти убийцу, сир, и дом, на двери которого вы увидите кровавый отпечаток ладони, будет домом виновного».
Король дон Педро взял с собой алькальда [79] Севильи, и они вдвоем ходили по городу до тех пор, пока не нашли кровавого знака. Тогда король постучал в дверь, и дон Гутьере сам открыл ему, потому что увидел из окна знатного гостя.
79
Алькальд – глава муниципальной администрации в Испании.
«Дон Гутьере, где донья Менсия?» – спросил король.
«Сейчас вы ее увидите, государь», – ответил испанец.
И, проведя короля в комнату, где все еще горели свечи и стоял наполненный дымящейся теплой кровью таз, сказал:
«Сир, вот та, кого вы ищите».
«Чем провинилась перед вами эта женщина?» – спросил король.
«Она мне изменила, государь».
«И почему вы отомстили ей, а не ее сообщнику?»
«Потому что ее сообщник – граф дон Энрике де Трастамаре, брат короля дона Педро».
«У вас есть доказательство?» – спросил король.
«Вот собственный кинжал графа, который он потерял в комнате моей жены, а я его нашел».
«Хорошо, – сказал король, – похороните донью Менсию и вымойте дверь вашего дома, на которой отпечаталась кровавая ладонь».
«Нет, государь, – ответил дон Гутьере. – Каждый человек, имеющий должность, обычно помещает над дверью своего дома какой-либо знак, обозначающий его профессию. Я сам имею честь быть врачом, и эта окровавленная рука будет моим знаком».
«Пусть же этот знак остается на двери, – согласился дон Педро, – „даст понять вашей второй жене, если вы возьмете новую супругу, что она должна почитать мужа и хранить ему верность“.
– Неужели король больше ничего не сделал? – спросила Бланка.
– Сделал, сеньора, – ответил посланец. – Вернувшись во дворец, король дон Педро изгнал инфанта дона Энрике.
– Все это прекрасно! Но какое отношение эта история имеет ко мне, в чем донья Менсия похожа на меня?
– В том, что она, подобно вам, осквернила честь мужа, – ответил солдат, – ив том, что, подобно дону Гутьере, которого король одобрил и помиловал, король дон Педро уже покарал вашего сообщника.
– Моего сообщника! Что ты хочешь сказать, солдат? – воскликнула Бланка, которой
– Я хочу сказать, что великий магистр казнен, – холодно пояснил солдат. – Казнен за посягательство на честь короля, а вы, будучи виновны в том же преступлении, должны приготовиться к смерти, как и дон Фадрике.
Бланка похолодела от ужаса, но не от мысли, что она должна умереть, а от известия, что ее любовник казнен.
– Казнен! – повторила она. – Значит, правда, что он погиб!
Самый искусный человеческий голос вряд ли сумел бы передать отчаяние и ужас, вложенные молодой женщиной в эти слова.
– Да, сеньора, – подтвердил мавр. – А я привел с собой тридцать солдат, которые будут сопровождать тело королевы из Медины-Сидонии в Севилью, чтобы ей, хотя она и виновна, были возданы королевские почести.
– Солдат, я уже сказала тебе, что мне судья – король дон Педро, а ты лишь мой палач.
– Да будет так, сеньора, – согласился солдат и достал из кармана длинный, прочный шнурок, на конце которого сделал подвижную петлю.
Эта хладнокровная жестокость возмутила королеву.
– О Боже, – воскликнула она, – и где только король дон Педро отыскал в своем королевстве испанца, который согласился на такое гнусное дело?
– Я не испанец, я мавр! – сказал солдат, подняв голову и откинув белый капюшон, скрывавший его лицо.
– Мотриль! – вскричала она – Мотриль – бич Испании!
– Я человек благородной крови, – ухмыльнулся мавр, – и не обесчещу прикосновением своих рук голову моей королевы.
И, держа в руке роковой шнурок стал приближаться к Бланке.
– О нет, нет! Вы не убьете меня, грешную, без молитвы! – умоляла Бланка.
– Сеньора, вы безгрешны, потому что не считаете себя виновной, – возразил жестокий посланец короля.
– Негодяй! Ты еще смеешь оскорблять королеву перед тем, как задушить ее… О, трус! Почему здесь нет храбрых французов, чтобы защитить меня?
– Верно, нет, – рассмеялся Мотриль. – К несчастью, ваши храбрые французы остались по ту сторону Пиренейских гор, и если только ваш Бог не сотворит чуда…
– Мой Бог всемогущ! – воскликнула Бланка. – На помощь, рыцарь, ко мне! И она бросилась к двери, но до порога добежать не успела, потому что Мотриль накинул веревку ей на шею. Он потянул петлю к себе, и королева, чувствуя, как холодное ожерелье стягивает ей горло, жалобно вскрикнула. И в ту же секунду Молеон, презрев советы оруженосца, кинулся на зов королевы.
– На помощь! – хрипела молодая женщина, корчась на полу.
– Кричи, кричи… – приговаривал мавр, затягивая петлю, в которую несчастная узница вцепилась судорожно сведенными пальцами. – Кричи, посмотрим, кто тебе поможет – твой Бог или твой любовник…
Неожиданно в коридоре зазвенели шпоры и перед изумленным мавром на пороге предстал рыцарь.
У королевы вырвался стон – от радости и страдания. Аженор занес меч, но Мотриль сильной рукой поднял королеву и, как щитом, заслонился ею от рыцаря.