Бастард из Центра Мира
Шрифт:
Пылая «праведной яростью», Глойн выскочил из кузницы и продолжил оглашать округу бранью на дворфийском. Я же, подхватил клещами заготовку, взял мастерский молоточек и выжидательно посмотрел на застывших то ли в экстазе, то ли в шоке молотобойцев.
— Мне долго ещё ждать? Или вы недостаточно отдохнули? — абсолютно спокойным голосом, даже с нотками иронии, спросил я.
— А, да, конечно, — тут же нашлись молодые дворфы, — но, это, Эрик, а ты не слишком…
— Слишком сильно поругался с вашим отцом? — уточнил я у Гимли, старшего сына владельца кузницы.
— Ну
— Да каким злым? — усмехнулся я, — Дайте мужику выпустить пар. Будь он по-настоящему зол, мы бы уже били друг другу морды, а так, ну поругались немного, ну промыли косточки парочке поколений наших предков. Тем более, по вечерам он ведь спокойней стал?
— Да… а я как-то об этом не задумывался, — почесав бороду младший сын Глойна, Фили, — даже бурчать почти перестал, да и нескольким младшим пообещал на ближайшей ярмарке что-нибудь купить.
— Вот, — важно поднял палец к потолку я, — это ему просто пар спустить надо было, а то хорошему дворфу и поругаться не с кем. Но хватит обсуждать вашего папашу, быстрее закончим, быстрее я перестану «осквернять» вашу кузницу своим присутствием.
Дождавшись пока оба молотобойца перехватят свои молоты для работы, а я обозначил место, куда они должны ударить. Звон от ударов стали о сталь вновь начал разноситься по округе.
После того, как власть в Соколиной Лощине была смещена самым радикальным способом, прошло несколько дней, и за это время успело произойти многое: шериф окончательно взял на себя управление городком, среди лесорубов удивительно быстро нашёлся тот, кто занял место повешенного Талдрина Крида. В общем, в жизни городка мало что поменялось, разве что группки подозрительных личностей как-то незаметно пропали с периферийного зрения. Чего нельзя сказать об «украшениях». Старый Дуб, раскидистое и высокое дерево недалеко от города, оказалось украшено телами прихвостней бывших властителей городка.
Пока горожане наблюдали за показательной казнью тех, кого они столь долгие годы боялись, мы с моими спутниками занимались намного более приятным занятием, а именно расхищением богатств судьи. Мелкий полурослик, оказался весьма запасливой личностью, и если его личная резиденция просто говорила о том, что он богат, то внутреннее её убранство об этом буквально кричало. Картины, золотые подсвечники, калишитские ковры и обитые парчой кресла, всё это, по предварительной оценке, стоило как половина Соколиной Лощины, и, если шериф не словит драконью болезнь, лет через двадцать городок будет не узнать. В любом случае, нас с Миэль в первую очередь интересовало не богатство почившего судьи, точнее не то богатство, которое было на виду, а то, что он скопил в своей весьма объёмной библиотеке.
Как только мы туда зашли, я не выдержал и присвистнул, всё же в Голарионе не так уж распространено книгопечатание и любая печатная продукция стоила достаточно дорого, тут же нашему взору предстала коллекция как минимум из полутора сотен книг. Большинство из них были нам малоинтересны, всякого рода беллетристика и прочие сборники стихов, но попадались и весьма занятные тома. Варисийский и Халишидские разговорники, которые нам точно помогут, если мы отправимся на север континента, сборник карт в большом альбоме, которые никогда не окажутся лишними, несколько томов с заклинаниями вплоть до третьего круга, разбитые по школам, в общем, улов был весьма богатым. Приставленный к нас стражник, имеющий чёткие инструкции и не до конца понимающий ценность многих вещей, больше следил за тем, чтобы мы не отдирали позолоту и не рассовывали подсвечники по карманам, а на такие мелочи, как какие-то там книги, он не обращал внимание. Не заметил он и того факта, что все эти книги сгружались в подозрительно маленькую для их размеров сумку, найденную в той же библиотеке, и то как на моём поясе появился небольшой мешочек, аккуратно извлечённый из скрытой ниши, он тоже не обратил никакого внимания. Выполнив свою часть договора с шерифом, и не тронув ничего «по-настоящему» ценного, мы с Миэль, тщательно скрывая свой триумф, спокойно проследовали на выход.
Остаток же дня нами был потрачен на улаживание дел с ремесленниками, с которыми пообещал поговорить шериф, и обсуждение с ними наших заказов. Работающие с деревом мастера без проблем согласились продать нам часть своей продукции с хорошей скидкой, кожевник, увидев две прекрасные шкуры, одну драконида, другую варга, заверил нас, что ни лоскуток этой великолепной кожи не пропадёт, ну а кузнец, с ним было сложнее.
Глойн, оказался классическим дворфом, упрямым, любящим поругаться и считающим, что лучшие в мире кузнецы — дворфы, что вылилось в то, что цену за свои услуги он заломил просто непомерную. За использование своей кузницы мной он потребовали сорок золотых в день, плюс за каждого молотобойца ещё по двадцать, и так далее. Если бы я не имел кое-какие аргументы, то, боюсь, пришлось бы оставить у жадного коротышки всё найденное моей группой в заброшенном монастыре, да ещё и сверху доплатить, но, благо, «аргументы» у меня были.
Первым на свет был явлен мой клановый кинжал, переданный мной Хильдой, а потом, под прицелом нескольких арбалетов, я поведал свою историю, всё же такие кинжалы просто так не даются кому-то за пределами кланов дворфов. Едва ли не обнюхав меня и кинжал, Глойн признал во мне пусть и не сородича, но аасимара достойного зваться почётным дворфом. Цены тут же упали вдвое.
Вторым моим аргументом стало кольцо Торага, ранее принадлежащее настоятелю монастыря. Увидев весьма ценную святыню своего народа, Глойн потребовал ещё одну историю, и я её рассказал. Парировав аргумент старого ворчуна, что он и сам мог заглянуть в монастырь и всё исправить тем, что за пятьдесят лет он так туда и не наведался, а значит — сам виноват, я, кажется, даже его немного пристыдил. В конце концов, передав кольцо Глойну как дар, я добился ещё одного снижения цен, которые, наконец, стали приемлемыми, после чего закипела работа.
Я планировал немного усилить защиту своей небольшой группы, во всяком случае, её авангарда, а потому быстро нарисовал Глойну чертежи своих хотелок: наконечник для рогатины, пять заготовок под алебарды, четыре комплекта из двухсоставных кирас с юбкой и горжетами и пехотными шлемами. Тут-то мы первый раз и поругались. Глойн настаивал на том, что шлема должны быть закрытыми с забралом, я утверждал, что для пешего бойца важней обзор и приток свежего воздуха. Глойн с пеной у рта доказывал, что юбка должна крепиться на железные петли, я настаивал на использовании ремней. И так по каждому вопросу, порой мне даже казалось, что Глойн только из врождённой вредности спорит со мной по каждой мелочи, из принципа не желая уступать. В любом случае, я делал, как хотел, а наши перепалки со старым дворфом уж очень подозрительно совпадали с периодами отдыха молотобойцев.
Закончив очередную проковку и остудив заготовку, я взглянул на неё. Моя будущая кираса выглядела прекрасно: равномерная толщина по всей площади, никаких вкраплений шлаков и прочих пустот, осталось только отшлифовать, приладить фурнитуру, и можно в бой.
— Хух, с этим закончили, — смахнув пот со лба, я поставил нагрудник к наспиннику и латной юбке, — осталось только примерить и посмотреть, всё ли у нас получилось?