Бастион одиночества
Шрифт:
— Оно еще у тебя?
— Вот, оказывается, в чем дело. Вовсе не в комиксах и бизнесе, не в каком угодно другом дерьме.
Мингус опять засмеялся, с такой горечью, будто Дилан хотел выкупить у него их дружбу вместе со всеми секретами, Аэроменом, мостом и теми многочисленными вещами, которым не было названия. Как будто повесил ценник: $200 — на шесть или семь лет их знакомства, пожелал отделаться от всех этих лет при помощи денег, заработанных продажей мороженого.
Может, так оно и было.
Упершись руками в голые колени,
— Да, оно еще у меня, — сказал он, вернувшись. — Ты же знаешь, что я отдам его тебе, как только ты попросишь.
— Я прошу сейчас.
— А платить ты уже не собираешься?
Наконец-то Мингус разозлился. Осознание этого доставило Дилану пугающее наслаждение.
— Спасибо, что сохранил его, — сказал он невозмутимо. — А заплатить я даже рад.
— Чудесно.
— Кому еще известно о кольце? — спросил Дилан. Он мечтал задать Мингусу этот вопрос все то время, пока учился в Стайвесанте. И вот долгожданный момент настал.
Мингус отвернулся.
— Ты показывал его Артуру?
— Нет.
Конечно, нет. Какой дурак сделал бы это?
— Роберту?
Молчание.
— Придурок! Ты рассказал о нем Роберту.
— Он был со мной, когда я набросился на копа в Уолт Уитмен, — ответил Мингус. — Мне пришлось отдать ему кольцо, чтобы его не отобрали в полиции.
— Он пробовал?..
Мингус пожал плечами.
— Роберт ведь такой же, как ты.
— Что это значит?
— Это значит, он пробовал.
Конечно. А ведь кольцо вовсе не было бездушным инструментом. Аарон Дойли летал пьяным, Дилан — обмирая от страха, за исключением того раза, на озере в Вермонте, когда его никто не видел. Значит, кольцо приспособилось и к внутреннему хаосу Роберта Вулфолка.
— Даже не рассказывай мне об этом. Наверняка он летал вкривь и вкось.
Мингус промолчал. У него вошло уже в привычку защищать своих друзей — Дилана, Артура, Роберта — перед другими. То есть молчать, не говорить о них ничего.
Дилан встал со стула и положил двести долларов на грязную простыню. Мингус нахмурился.
— Надеешься так легко отделаться? — ледяным тоном спросил он.
Дилан не сразу понял его.
— А что еще тебе нужно?
Мингус едва заметно улыбнулся.
— Покажи-ка, не осталось ли чего-нибудь у тебя в карманах.
Это была реплика из списка стандартных издевательских фраз. «Иди-ка сюда», «дай-ка на минутку», «я отдам, не собираюсь я тебя обижать». Общепринятый метод показать свое превосходство над белым парнем — метод, которым Мингус никогда не пользовался. Теперь он изменил своим правилам, наконец ткнул пальцем в их различие.
Впервые в жизни Дилан понял, насколько бережно относился к нему все эти годы Мингус. При мысли о трех оставшихся в кармане сотнях к лицу хлынула кровь. Кольцо не наделяло владельца «рентгеновским» зрением, но это не означало,
Тонкие струйки пота текли ему на глаза.
— Ладно. — Мингус рывком открыл ящик стола и сбросил две сотни Дилана в кучу лежавших там купюр. Он не стал задвигать ящик, выражая тем совершенное безразличие или провоцируя Дилана тайком забрать свои честно заработанные двести баксов.
Состояния в Гованусе сколачивали лишь самые предприимчивые.
Изабелла Вендль возгордилась бы. Она всегда советовала Дилану убирать каждый лишний доллар в копилку и посмотреть потом, что из этого получится.
— Кольцо наверху, — сказал Мингус.
— Наверху?
— В тайнике Барретта. Не пялься на меня, оно там в безопасности. Барретт в любом случае хочет с тобой увидеться. Я сказал, что ты придешь. Он все время спрашивает, почему ты теперь не появляешься у нас. — Мингус не удержался и еще глубже всадил в Дилана нож: — Здесь тебя больше ничто не интересует?
Они поднялись наверх.
«Золотых дисков» на каминной полке в комнате Барретта уже не было, но других изменений не произошло, просто все выглядело теперь обветшалым и запущенным. Барретт был у кухонной стойки, от которой отвалилось несколько плиток, и наливал «Тропикану» в треснувший стакан. На краях рукавов и на подоле халата Барретта болталась бахрома из ниток, под мышками темнели пятна. Халаттеперь болтался на нем — Барри похудел. У него по-прежнему была бородка и расширяющиеся книзу баки, но выглядели они не так аккуратно, как прежде, и наполовину поседели; длинные ногти на руках и ногах пожелтели и стали похожи на когти, веки покрылись морщинами и обвисли.
В спальне работал кондиционер. Музыка не играла. Тишину нарушали лишь редкие звуки, доносившиеся с мертвой улицы.
— А, Дилан!
Дилан стоял, будто язык проглотив. О том, что и его отец когда-нибудь тоже состарится, он не желал даже думать.
— Давно ты к нам не заглядывал. Тебя и не узнать, совсем взрослый стал. Ты только посмотри на него, а?
— Привет, Барри, — выдавил наконец Дилан.
— Рад тебя видеть, дружище, очень рад. С твоим отцом мы постоянно встречаемся, а с тобой вот никогда. Ну и денек сегодня. Холодного сока хотите?
— Я нет, — ответил Мингус.
— Нет, спасибо, — сказал Дилан.
— Зря. В соке много витаминов. Садитесь же, а то мне как-то неловко. Вы выглядите как два кота перед боем.
— Мне надо кое-что забрать в твоей комнате, — сказал Мингус.
— Забирай. В чем проблема? Садись, Дилан. Все-таки выпей сока со льдом. В такую жару это просто спасение. Видел, как играли недавно «Янки»? Рон Гайдри — лучший в мире.
Мингус прошел в спальню, а Дилан опустился на диван перед кофейным столиком. Во всей гостиной лишь этот столик, чья поверхность помутнела от белого порошка, не покрывали царапины и трещины. Тут же лежала пластиковая соломинка.