Бастион: война уже началась
Шрифт:
«Полет Икара» продолжился через четверть часа. Но на грунтовку они не пошли. После мучительных буридановых раздумий Туманов пришел к выводу, что в темноте да в таком несерьезном виде соваться на дорогу – радость не из особых. Во-первых, никакой псих не посадит их к себе в машину, во-вторых, машины уже не ходят, в-третьих, изучить обстановку касательно дороги и ее обочин он должен при дневном свете и желательно в добром здравии. С Динкой можно и не совещаться. Ей вообще все было по фене. Она плелась далеко в обозе, разгрызая вторую пачку печенья, и если о чем-то размышляла, то уж никак не о планировании затяжных детских игр типа «Зарница», а скорее о том, что сегодняшний ужин уж она точно врагу не отдаст.
Он свернул налево и узким ручьем вывел Динку к небольшой гряде, уступом отторгающейся от Кунгурского кряжа. Когда-то по этим холмам, на которых росли симпатичные пихточки, он носился с гранатометом кошмарного действия «АГС-17», отрабатывая в составе взвода азы тактической подготовки «в условиях горно-лесистой местности». Места родны-ы-ые… До тошноты. Но как приятно вспомнить.
Он нашел в темноте, практически на ощупь, подходящую расщелинку. Подсадил Динку на камни, отыскал ручей, падающий со скалы. Тянуть было нечего, он приступил к задуманному. Встал на колени и стал замачивать в воде оба комплекта униформы – штаны и куртки.
– Что это ты делаешь? – прошептала Динка, садясь рядом на корточки.
– Приостанавливаю наши с тобой похороны, – ворчливо отзвался он. – Мы должны слиться с местностью, понимаешь? Выражаясь по-пехотному, адекватно одеться.
– Постой. Но ведь какая-то мразь носила… Покойники. Фу, я не надену. Ты спятил.
– Я тебе не надену. Помоги лучше, я же не прачка.
Он погрузил пальцы в бегущую воду, стал выгребать песок с галькой. Динка, изрыгая тихие проклятья, пристроилась рядом.
На стирку ушло минут двадцать. Основательно взмокшие, они разложили униформу на камнях, а потом долго сидели, обсыхая, таращась на ядовито-желтую луну, висящую над неподвижным лесом.
Он посмотрел на часы:
– Полночь. Полнолуние. Пошли-ка спать, пока нас с тобой безумие не обуяло.
– Пошли, – отозвалась она слабым эхом.
Он натолкал в расщелину травы, разложил со всем старанием. Как постелишь, так и поспишь. Потом уступил даме дорогу.
– Спать будем обнявшись, – заявил безапелляционно, вползая последним.
– Ага, умерьте аппетиты, уважаемый, – фыркнула Динка.
– Ладно, – сказал он. – Но только когда замерзнешь, ко мне не приходи.
Она сама к нему прильнула, обняла за ребра.
– Давай без глупых вольностей, я прошу тебя как товарища, договорились? Сил нету впадать в блуд, ну никаких… Мы с тобой усталые, грязные, это так противно. Да и есть больно хочется.
– Любовь и голод правят миром, – робко заметил он. – Ты съела две пачки печенья. А кто-то из присутствующих – ни одной. Между прочим.
Она стыдливо промолчала. Он потянулся к ней, залез губами в стоптанные волосы, стал зловеще дышать в макушку. Она отодвинулась.
– Осторожно, окрашено же… – Он невольно рассмеялся.
– Печенье – это не еда, – совершенно верно заметила она. – Это даже хуже, чем питаться манной небесной. Вот кабы нам грибную пиццу… Да зубами впиться…
– И севрюжинки с хреном, – подлил он масла. – И фрикасе с «баргузином». И заливное из цитрусовых под соусом из бузины.
– А компот? – вспомнила она.
– Непременно, – заверил он. – Без компота решительный пробел. Компот – в студию… Слушай, а ты взаправду книжки пишешь?
Она задумалась.
– Ну пишу. Иногда. Бумагу порчу.
– Про что?
– Про что?.. – На сей раз она задумалась надолго. – Да про разное. Про то, про это. Всякое бывает. Писатель пописывает, читатель почитывает. Как у всех. А что?
– Да ничего. Я бы почитал. Наверное, трудно книжки писать… Какой-нибудь бред пишешь?
– Не без этого, – улыбнулась она без обиды. – Не читай. Только время потеряешь. Исписалась я. В аккурат перед поездкой искала свежую тему для новой книги… И знаешь, у меня на днях созрело такое мнение, что я ее наконец-то нашла…
Он крякнул:
– Лучше бы ты ее не нашла.
Динка долго хранила молчание. Он думал, что она подыскивает колкий ответ, потому не торопил. Но когда надоело ждать, слегка потряс ее, на что она ответила чем-то квелым и невнятным. Уснула, подумал он с обидой. А он уж хотел расстараться, вывернуться наизнанку, рассказать ей про себя, про свои неурядицы, достижения. Хотя какие у него, к черту, достижения?.. Нет у него достижений, одни неурядицы…
Он тоже уснул. Наше вам. Но прежде чем уснуть, постарался сосредоточиться и представить себе человечка, укокошившего трех типов в камуфляже. Кто он? С какой целью укокошил? Может быть, их было несколько и били одинаково? Во бред-то… И ладно, если это дельце провернули какие-нибудь блудные каратисты, одичалые там инопланетяне или, скажем, снежный человек (хотя тоже – куда последнему два автомата с пистолетом?). Это нормально. Ну а если ставки посолиднее, и в бой идут одни «старики», то бишь в действие вступает некая третья сила, до поры до времени сидящая в кустах? Тогда все премного усложняется? Бежать становится веселее? Или что вообще происходит, а?
Динка застонала во сне. Двинула его локтем в бок. Он успокаивающе погладил ее по плечу.
– Спи, спи, попутчица… Нормальны наши дела, проскочим. Будет у нас с тобой и небо в алмазах, и постель с какавой… Ты только не бузи.
Сосредоточился на сне и уснул. Без осложнений.
Наутро, тоскливо повизгивая, она влезла в камуфляж корейца. Он оказался ей в самую пору, что не могло не вызвать, с одной стороны, сдержанной реакции одобрения, а с другой – взгляда на попутчицу новыми глазами, без шор. В «дезабилье» она казалась беспомощнее. В свою очередь, и униформа Корюжного села на него в целом прилично. Даже недельная небритость в присутствии болотного хаки смотрелась уместно, не говоря уж о пустой кобуре, которую ему сам бог велел прицепить на правый бок.
– Ты сегодня бледненький, – сказала она, с подозрением пощипывая его щетину.
Он не стал напоминать, что не ел два дня. Сама должна думать, не маленькая. Без слов взял ее за руку и повел на юг от места стоянки. Тропа петляла между скалами, полого забирая вверх. Седой пихтарь сменился кустиками, похожими на вереск, кустики – голым камнем. Идея, посетившая Туманова минувшим вечером, была проста и, в сущности, не лишена резонности. Зачем заниматься столоверчением? Пользуясь знакомостью местности, оседлать господствующую над большаком высоту и с выгодного положения досконально отследить обстановку на дороге. Хотя бы фрагмент. Лезть напролом – гусарство. Не для того он покинул «виварий», чтобы добровольно в него вернуться. Он знал эту тропу. По крайней мере, основные ее параметры. И оттого вел Динку не смущаясь: перетаскивал через каменные осыпи, через подмытые буераки, где надо – подгонял, где надо – нес на себе. Она не скрипела. На финише даже пыталась поболтать.